Харпад лежал, глядя в потолок. Утро. Такое же, как вчера. Такое же, как любое другое. Он их не считал, дрейфовал вместе со временем. Даже не пытался пить. Он не был таким трезвым с момента окончания начальной школы. В руках он крутил портсигар. Придвинул его к глазам и прочитал — уже в сотый, наверное, раз — «Для Павла, любви всей моей жизни». Несколько лет назад он получил его от Ренаты, когда она осознала, что не отучит его курить. Он не любил типично мужских атрибутов. Портсигар использовал только потому, что сигареты в нем не мялись и не намокали.
Посреди металлической пластины виднелся продольный след от удара ножом, разрезающий слово «жизни». На нижней части был похожий след, только чуть меньше.
Он засунул руку под футболку и коснулся утолщения между ребрами. Острие вошло не глубоко. Простой гелевый шов решил все дело.
«Для Павла, любви всей моей жи/зни».
Он всматривался в потолок, уже не думая о Марысе. И о Ренате. Не думал ни о чем. В голове хаотично проворачивались шестеренки. Не сходились, только время от времени скрежетали, касаясь друг друга. Он лежал грязный и вонючий, не в силах двигаться или что-либо делать. Встать с кровати он просто не мог.
С Того Дня — наверное, он всегда будет так его называть — прошло двое суток, а может четверо. Он не считал.
Возвращение к жизни означало ряд трудных действий, которые сейчас казались ему такими же невозможными, как и путешествие в другое кольцо.
Лежать. Он медленным движением потянулся к коммуникатору, который был на беззвучном режиме с того дня. С Того Дня. Восемь сообщений, пять от нее, но встречаться ему не хотелось. И ни одного от Вольфа. Как будто он признал, что имеет что-то общее с похищением Марыси, а значит, и с ее Элиминацией. Не отзывается из-за того, что стоит за этим? А может, просто понимал, что от нюхача еще долго не будет никакого толка. От Юдиты тоже никаких сообщений. Он открыл ТС с тех нескольких дней, но не мог сосредоточиться, смотрел, но не понимал смысл написанного. Ему было больно. Проще было их стереть.
Он сел на кровати и посмотрел в окно, за которым Жолибож поднимался вверх. Где-то там был человек, виновный в Элиминации Марии.
Сука!
Он встал, опираясь на шкафчик, и открыл окно на максимально допустимую ширину — на целых десять сантиметров. Почувствовал холодный утренний воздух. Вдохнул его.
Достаточно.
Принял душ, побрился, даже помыл голову. У него все кружилось перед глазами, наверное от голода, который он не чувствовал с Того Дня. Он давно не ел. Однако сейчас съел бы хороший завтрак, после которого будет лучше думаться. Теперь ему было о чем поразмыслить, а точнее о ком. Он не знал, кто этот человек, но хотел его найти, а это не проблема. Каждого можно найти, если есть определенные способности.
Найти и наказать.
Он вышел на грязную лестничную клетку. Забыл дистанционно вызвать лифт еще из квартиры, а на месте сенсорной панели увидел растопленную зажигалкой черную дыру. Достал коммуникатор, чтобы вызвать лифт, и замер. Коммуникатор Ренаты. Он только сейчас вспомнил, что сам забрал его там, перед зданием Совета. Не помнил, сделал ли он это инстинктивно или специально, чтобы никто не смог проанализировать их корреспонденцию.
Он спрятал его, стараясь не думать о жене. Достал свой коммуникатор и вызвал лифт. Рената… Он не только не был рад ее смерти — ему было даже грустно, но он отделял это чувство от грусти из-за потери Марыси. Его удивляло то, что с момента их расставания он думал о ней только как о своем враге номер один. Теперь злости не было.
Ему не хватало Ренаты.
Двери лифта открылись, приветствуя его знакомой вонью. Он сел и вызвал Триумф из подземного паркинга. В ответ пришла информация, что бортовой компьютер отправил его на станцию техобслуживания. Прошло несколько дней после аварии на Вислостраде. Харпад закрыл глаза, чувствуя, как его покидает энергия. Он облокотился спиной о стену. Это не только обычное неудобство — в машине он держал деньги. У него было несколько тайников в разных местах кольца, но доступ к ним был непростой. Он держал также определенную сумму дома, но ему не хотелось сейчас демонтировать душевую. При себе у него было едва ли несколько купюр. Деньги с последних заказов он прятал в одной каменице на Праге или по бешеному курсу менял на официальные электронные злотевро.
По привычке повернул в сторону киоска, чтобы купить сигареты. Ну да, закрыто. Причем уже две недели, с тех пор как старого Жепецкого забрала Элиминация.
Он прошел через холл и остановился на подъезде к дому. Тупо смотрел на проезжающие машины, без понятия, что теперь делать. Было холодно и влажно. Несолнце спряталось за Облаком.