Читаем Четверг пока необитаем полностью

Ах, весенняя льдинка! Забыв, что молчание – золото,

Я с тобой говорю. Ты растаешь иль будешь расколота.

У тебя ведь так быстро на жизнь истекают права.

А пока ты жива, тороплюсь, подбираю слова,

Чтоб сказать, как права ты, что, тая, сверкаешь так весело,

И веселье есть свойство твоё, и оно перевесило,

Что умеешь искриться, мерцать, серебриться, любя

Те лучи, что, так радуя нас, убивают тебя.

«О, до чего нетленна бренность…»

О, до чего нетленна бренность,

О, как устойчива мгновенность

Всего, что населяет твердь.

О, до чего живуча смерть!

«Уж как давно родились тьма и свет…»

Уж как давно родились тьма и свет,

А всё живут, а всё им сносу нет.

И тьма – темнит, а свет – он ярко светит,

Он летом светлый праздник свой отметит —

Один из лучших праздников в году.

Коль пригласит, я с радостью приду.

«О, как здорово нам временами втирают очки!..»

О, как здорово нам временами втирают очки!

А возможностей сколько: синички, сверчки, светлячки,

И ручьи, и лучи. Этот список продолжить легко.

А желание верить – оно до того велико,

Что встречаю рассвет, хоть на свете не первый уж год,

Как спасительный выход, как счастливо найденный вход.

«Хоть и делали больно порой…»

Хоть и делали больно порой,

                               всё равно как щенка, приручили.

Дали имя и в списки свои занесли.

                               В общем, жить приучили.

Эту бедную землю топтать стало необоримой привычкой.

Не хочу, чтобы имя моё вдруг однажды пометили птичкой.

Вряд ли птичку поставят, решив дать какой-то

                                                                 подарок чудесный.

Нет, скорее, мой адрес земной захотят поменять

                                                                 на небесный.

«А Россия уроков своих никогда не учила…»

А Россия уроков своих никогда не учила,

Да и ран своих толком она никогда не лечила,

И любая из них воспаляется, кровоточит,

И обида грызёт, и вина костью в горле торчит.

Новый век для России не стал ни эпохой, ни новью,

Матерится она, и ярится, и кашляет кровью.

«Какие мы профи?..»

Какие мы профи? Любители мы, дилетанты.

И те, что порхают и кружатся, встав на пуанты,

И те, что умеют по бешеным речкам сплавляться, —

Они всё равно ведь не знают, как с жизнью справляться.

Мы все в этом деле любители – не виртуозы.

Отсюда бессонница наша, и вздохи, и слёзы.

«А тишина меня боится…»

А тишина меня боится.

Наверно, надо затаиться,

Наверно, надо не дышать,

Чтоб тишину не нарушать,

Или хотя бы в сладкой муке

Рождать не чуждые ей звуки.

«Весна, я так завидую тебе!..»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Золотая цепь
Золотая цепь

Корделия Карстэйрс – Сумеречный Охотник, она с детства сражается с демонами. Когда ее отца обвиняют в ужасном преступлении, Корделия и ее брат отправляются в Лондон в надежде предотвратить катастрофу, которая грозит их семье. Вскоре Корделия встречает Джеймса и Люси Эрондейл и вместе с ними погружается в мир сверкающих бальных залов, тайных свиданий, знакомится с вампирами и колдунами. И скрывает свои чувства к Джеймсу. Однако новая жизнь Корделии рушится, когда происходит серия чудовищных нападений демонов на Лондон. Эти монстры не похожи на тех, с которыми Сумеречные Охотники боролись раньше – их не пугает дневной свет, и кажется, что их невозможно убить. Лондон закрывают на карантин…

Александр Степанович Грин , Ваан Сукиасович Терьян , Кассандра Клэр

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Поэзия / Русская классическая проза
Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия