Читаем Четверг пока необитаем полностью

Теперь часы живут, не тикая.

О, сила техники великая.

Когда бы ни пришла домой,

В углу Великий мой Немой.

Он ничего не комментирует,

Он просто молча нас третирует.

Он норовит у нас отнять

То семь минут, то шесть, то пять.

Взорвись, устрой ему истерику,

Сбеги в Австралию, в Америку,

В Саратов, к тётке, в глушь, в Эйлат —

Повсюду встретишь циферблат,

Где даже ночью цифры светятся,

Чтоб с ними легче было встретиться.

«Как хорошо, что всё необъяснимо…»

Можно ли так притеснять

Эти небесные пятна?

Владимир Соколов

Что облако плывёт, другим теснимо,

Что уплывает талая вода.

Подумать только – ведь и мне туда.

И мне туда же по дороге с ними —

Друзьями бессловесными моими.

«Я в рощу за счастьем хожу…»

Я в рощу за счастьем хожу. Благо рядом.

А нынче мне счастье доставили на дом.

Доставка не стоила мне ничего.

И я описать затрудняюсь его:

Не то сквознячок, легкомысленный, вешний,

Не то свет в окошке какой-то нездешний.

«А у сойки на тельце – небесные пятна…»

А у сойки на тельце – небесные пятна.

Ведь летает она до небес и обратно

И на крылышках, так облегчающих вес,

Каплю краски приносит с лазурных небес.

Я никак на тебя не нарадуюсь, Боже,

Ты и небо придумал, и крылышки тоже.

«Я ведь руку тяну…»

Я ведь руку тяну. Ну спросите меня, ну спросите,

Безразличьем своим мой душевный порыв не гасите.

Я ведь руку тяну. Жду, чтоб вызвали, чтобы взглянули

На усилья мои. Ну а вдруг в этом будничном гуле

Хоть кому-то от слов немудрёных моих полегчает?

Вдруг скажу я такое, что каждый услышать не чает.

«Ей-богу, всё до свадьбы заживёт…»

Ей-богу, всё до свадьбы заживёт,

До скромной свадьбы рыженькой зарянки,

Затянутся болезненные ранки,

И даже не потребуется йод,

А лишь весенний ультрафиолет

И первого тепла весёлый градус.

И ты узнаешь ту щенячью радость,

Которую ты знала в десять лет.

«Я не сотрясала основ…»

Я не сотрясала основ,

Но всё же устала порядком:

О, сколько беспомощных слов

Рассыпала я по тетрадкам!

И, Господи, как не устать,

Коль эти крючки, закорючки

Как дети мешают мне спать

И просятся ночью на ручки.

«А кто виновник торжества?..»

А кто виновник торжества?

Новорождённая листва.

И феи, что на пир слетелись,

Во всё воздушное оделись.

И утро, просветлев лицом,

Поёт то славкой, то скворцом.

«Опять про нас небрежно…»

Опять про нас небрежно: «И другие».

А я-то думала – мы гости дорогие,

Я думала – нас рады усадить,

И угостить, и слух наш усладить.

Я верила – здесь сроду не обидят.

А оказалось – нас в упор не видят.

«Мне так не хочется быть посторонней…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Золотая цепь
Золотая цепь

Корделия Карстэйрс – Сумеречный Охотник, она с детства сражается с демонами. Когда ее отца обвиняют в ужасном преступлении, Корделия и ее брат отправляются в Лондон в надежде предотвратить катастрофу, которая грозит их семье. Вскоре Корделия встречает Джеймса и Люси Эрондейл и вместе с ними погружается в мир сверкающих бальных залов, тайных свиданий, знакомится с вампирами и колдунами. И скрывает свои чувства к Джеймсу. Однако новая жизнь Корделии рушится, когда происходит серия чудовищных нападений демонов на Лондон. Эти монстры не похожи на тех, с которыми Сумеречные Охотники боролись раньше – их не пугает дневной свет, и кажется, что их невозможно убить. Лондон закрывают на карантин…

Александр Степанович Грин , Ваан Сукиасович Терьян , Кассандра Клэр

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Поэзия / Русская классическая проза
Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия