Читаем Четверг пока необитаем полностью

Всё течёт, всё меняется. Кто же тогда недвижим?

Ведь и мы, даже если стоим или тихо лежим,

Продолжаем упорно сдвигаться куда-то туда,

Как небесное облако или речная вода.

Не меняется только способность меняться и течь.

Это даже приятно, что можно спокойно прилечь

И при этом утечь и уплыть от себя за версту.

Вот бы смыло течением ту роковую черту,

Ту последнюю, крайнюю. Ту, что незрима для глаз,

За которой теченье продлится, но только без нас.

«Ах, стрекоза «большое коромысло»…»

Ах, стрекоза «большое коромысло»,

Не исчезай. Ведь ты мне вместо смысла.

Ты, как ответ на тот больной вопрос,

Какого не бывает у стрекоз:

Зачем? Зачем? Затем, чтоб чудный планер

На миг один в среде воздушной замер,

Присел, взлетел, вошёл в крутой вираж.

И если даже большего не дашь,

О Господи, я буду благодарна

За крылышко, что нынче светозарно.

«Чуть не забыла, что умру…»

Чуть не забыла, что умру.

Когда я всё же спохватилась,

Сейчас же за перо схватилась,

Нетленку гнать веля перу.

Ведь без нетленки мне – труба.

Я гнать обязана нетленку,

Пока меня через коленку

Ломает шалая судьба,

Стремясь разрушить, вызвать шок.

Ну как могу я быть инертной?

Ну как мне, маленькой и смертной,

Бессмертный не строчить стишок?

«А стихи уже есть, раз их можно мычать…»

А стихи уже есть, раз их можно мычать,

Раз их можно, как воздух, потрогать губами.

А стихи уже есть, хоть не стали словами,

Хоть я ведать не ведаю, как их начать.

Впрочем, я ни при чём. Я совсем ни при чём,

И не мной потаённый процесс этот начат.

Но стихи уже есть – улыбаются, плачут,

Хоть пока и скрывают, чему и о чём.

«Начиная стихи, слепо шаришь в молочном тумане…»

Начиная стихи, слепо шаришь в молочном тумане,

Сам не зная ты где – на подъёме, на спуске, на грани.

Нужной рифмы дождись, и она тебе карты раскроет,

И дорогу укажет, и мостик воздушный построит.

Но, едва ты пойдёшь по дороге, указанной ею,

Рифма новая скажет: «Нет-нет, не туда. Сожалею».

И потянет тебя за собой так упрямо и властно,

Что подумаешь ты про себя: «Наконец-то всё ясно.

Наконец-то сошлось, как в задачке, решенье с ответом».

Но последняя строчка отрежет: «Стихи не об этом.

Ты прислушайся к рифме и звучной, и точной, и дивной,

Что умеет прикинуться глупенькой, бедной, наивной».

«Себя искала, а нашла тебя…»

Себя искала, а нашла тебя.

О, чудо! О, великая удача!

Не будь тебя, жила б в долине плача.

А так живу, ликуя и любя,

Ликуя и любя, я, как в раю,

Живу в пропащем, горестном краю.

«Нынче в прениях дали мне слово опять…»

Ничего не поделаешь – вечность.

Ничего не поделаешь – дух.

Борис Чичибабин

Перейти на страницу:

Похожие книги

Золотая цепь
Золотая цепь

Корделия Карстэйрс – Сумеречный Охотник, она с детства сражается с демонами. Когда ее отца обвиняют в ужасном преступлении, Корделия и ее брат отправляются в Лондон в надежде предотвратить катастрофу, которая грозит их семье. Вскоре Корделия встречает Джеймса и Люси Эрондейл и вместе с ними погружается в мир сверкающих бальных залов, тайных свиданий, знакомится с вампирами и колдунами. И скрывает свои чувства к Джеймсу. Однако новая жизнь Корделии рушится, когда происходит серия чудовищных нападений демонов на Лондон. Эти монстры не похожи на тех, с которыми Сумеречные Охотники боролись раньше – их не пугает дневной свет, и кажется, что их невозможно убить. Лондон закрывают на карантин…

Александр Степанович Грин , Ваан Сукиасович Терьян , Кассандра Клэр

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Поэзия / Русская классическая проза
Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия