Читаем Четверг пока необитаем полностью

А чтобы обрести покой,

Над всей на свете чепухой

Подняться надо непременно —

И обретёшь покой мгновенно,

С неведомым наладив связь,

Небесным телом становясь.

«На любую погоду согласна…»

На любую погоду согласна.

Нынче ясно? Спасибо, что ясно.

Завтра ветер? Спасибо ему.

Просто я воротник подниму.

А вчера целый день моросило?

И прекрасно – я плащик носила.

«А привередничать не стоит…»

А привередничать не стоит.

Тогда тебя здесь всё устроит:

И то, что не лежишь пластом,

А целый час в лесу пустом

Гуляешь, тихо напевая,

Немолодая, но живая.

«Я-то знаю, что я не умру…»

Я-то знаю, что я не умру.

Ведь меня пригласили в игру,

Что не знает конца и предела.

И неважно, что я поседела.

Я-то знаю: я буду всегда,

Раз однажды попала сюда.

«Слова меня уже боятся…»

Слова меня уже боятся.

Они возьмут и притаятся,

Чтоб я не притащила их

Насильно в свой занудный стих,

Не тискала, не целовала,

Не строила, не рифмовала.

«Так хочется сделать волшебное что-то…»

Так хочется сделать волшебное что-то

Легко, невзначай, без натуги и пота,

Чтоб всё заиграло, запело, зажглось,

Чтоб всё, над чем билась, с ответом сошлось,

С ответом, что дан на последней странице,

На той, что у Господа где-то хранится.

«Бесснежное земное дно…»

Бесснежное земное дно,

И где-то в пять уже темно.

Мы погрузились постепенно

Во тьму. И будем нощно, денно

Ждать не вестей, не новизны,

А чистой, снежной белизны.

«Я буду грязь в лесу месить…»

Я буду грязь в лесу месить,

И будет дождик моросить,

И будет тихо плакать ива.

Ну чем плохая перспектива?

Ни перемен, ни новостей

Таких, что не собрать костей.

«“Ничего не поделаешь”, – я говорю…»

«Ничего не поделаешь», – я говорю.

Я почти что старухой встречаю зарю.

Но и в семьдесят я ни к чему не привыкла,

И, встречая зарю, я к окошку приникла.

Вон как небо пылает, как небо горит

И какими стихами со мной говорит!

«Хорошо бы поселиться…»

Хорошо бы поселиться

Там, где можно веселиться.

Так желанье велико

Жить беспечно и легко,

Жить легко, шутя, беспечно

Да к тому же вечно, вечно.

«И что ни час, то звёздный, звёздный…»

И что ни час, то звёздный, звёздный,

И этот зимний день морозный

Из звёздных состоит часов.

Поёт на тыщу голосов

Любимое с рожденья мною

Пространство дивное земное.

«А знаешь, я всё проверяю на свет…»

А знаешь, я всё проверяю на свет.

Взглянула и вижу, что есть, чего нет.

И даже в те дни, когда света так мало,

Я лучика жду. Без него бы пропала.

Сегодня не сплю я с рассвета, с шести —

Я жизнь свою к свету хочу поднести.

«Ах так? Велишь мне быть старухой?..»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Золотая цепь
Золотая цепь

Корделия Карстэйрс – Сумеречный Охотник, она с детства сражается с демонами. Когда ее отца обвиняют в ужасном преступлении, Корделия и ее брат отправляются в Лондон в надежде предотвратить катастрофу, которая грозит их семье. Вскоре Корделия встречает Джеймса и Люси Эрондейл и вместе с ними погружается в мир сверкающих бальных залов, тайных свиданий, знакомится с вампирами и колдунами. И скрывает свои чувства к Джеймсу. Однако новая жизнь Корделии рушится, когда происходит серия чудовищных нападений демонов на Лондон. Эти монстры не похожи на тех, с которыми Сумеречные Охотники боролись раньше – их не пугает дневной свет, и кажется, что их невозможно убить. Лондон закрывают на карантин…

Александр Степанович Грин , Ваан Сукиасович Терьян , Кассандра Клэр

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Поэзия / Русская классическая проза
Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия