Ее всегда тянуло особенное. Она обожала особенное. Я знала одну кошку, свою дальнюю родственницу, которую звали – нет, не звали, скорее, прозвали, – так вот, люди, ее квартирные хозяева, прозвали кошку Странница (от «странный», но не от «странник») из-за того, что та была трехцветной – спереди белая, в центре пятнисто-серая, а позади рыжая в полоску. Только кошки, я имею в виду особ женского пола, появляются на свет трехцветными, но это так, к слову. Трехцветных котов не существует. Не хочу сейчас рассуждать на тему того, шла ли Страннице трехцветная масть или же, напротив, уродовала ее. Можно считать вообще всех кошек красавицами, считать, что кошка просто не может быть некрасивой, поскольку красота имманентна ей, что красота применительно к кошкам – явление отнюдь не акцидентальное, а, напротив, эссенциалъное – в высоком философском смысле. Я тоже имею кое-какое представление о метафизическом. Ладно, красивы мы или нет, не важно, однако трехцветность и закрепила за моей дальней родственницей имя, вернее, прозвище Странница. Дама, женщина, то есть человек женского пола, всегда питавшая интерес к вещам неординарным, сама, разумеется, не была трехцветной, как не была и кошатницей, куда там – держала собаку. Собака эта отличалась чрезвычайным уродством, но уродством не демоническим, а курьезно-комическим. Она напоминала овчарку, некогда длинноногую, но за годы жизни стоптавшую лапы до самого брюха. Уши у нее висели, сама она была из тонкошерстных – сквозь редкую шерсть проглядывала лиловая кожа. Она могла быть достойна всяческого сочувствия, если бы не ее злоба.