Четверо Благочестивых. Золотой жук

Рус Мэлэн фигурировал в одном из малоинтересных дел, которое как-то расследовал Леон. Рус и его брат Корнелиус в свое время были зажиточными фермерами в Южной Африке, пока на их земле не нашли золото. Они быстро разбогатели, переехали в Англию, выкупили две заброшенные фермы в Оксфордшире, где и обосновались. Из двух братьев именно Рус взял на воспитание дочь их умершей сестры, хотя каждый день он не переставал ворчать и жаловаться, во сколько это ему обходится, потому что, как и Корнелиус, был жутким скрягой и даже на себя не тратил лишнего фартинга. Тем не менее оба брата были ловкими спекулянтами. Порой слишком ловкими. Однажды их алчность вышла за пределы благоразумия, что и привело их в орбиту интересов Леона.

– Дядя Рус, – сказала девушка, – был совсем не таким плохим, как вы думаете. Да, он превращался в ужасного человека, когда речь заходила о деньгах или даже о еде, и жить с ним было довольно нелегко, но порой он был сама доброта, и, знаете, я чувствую себя настоящей свиньей из-за того, что мне приходится иметь дело с его грязными деньгами.

– Не думайте вы о нем! – нервно воскликнул Джоунс.

– Вы сомневаетесь, что его деньги заработаны честным путем? – спросил Леон, посмотрев на ее письмо.

– Я совсем запуталась, – покачала она головой.

– Покажите ему завещание, – нетерпеливо бросил Джоунс.

Она снова открыла сумочку и вынула из нее сложенный лист бумаги.

– Это копия.

Леон развернул лист. Это был написанный от руки короткий документ на бурском языке. Внизу был перевод на английский. В нескольких строчках покойный Рус Мэлэн завещал «всю свою собственность моей племяннице Леоноре Мэри Мэлэн».

– Все до последнего пенни, – не скрывая удовольствия, произнес Джоунс. – Мы с Леонорой задумали открыть свое дельце в Лондоне. Ее деньги и мои мозги. Понимаете?

Леон понимал все слишком хорошо.

– Когда он умер? – спросил он.

– Полгода назад, – погрустневшим голосом сказала Леонора, вспоминая о неприятном. – Вы, наверное, сочтете меня бессердечной, но я ведь не любила его, хотя иногда он мне казался забавным.

– А его имущество? – спросил Леон.

Она нахмурилась.

– Похоже, у него ничего, кроме фермы и старой мебели, не было. Оценщики говорят, все это добро стоит тысяч пять, но оно заложено на четыре тысячи. Закладная находится у дяди Корнелиуса. И все-таки Рус Мэлэн должен был быть очень богатым человеком. Он получал доход со своих владений в Южной Африке, и я своими глазами видела эти деньги. Они приходили каждый квартал и всегда наличными.

– Я могу пояснить насчет закладной, – вмешался Джоунс. – Эти два старых лиса обменялись закладными, чтобы обезопасить себя на случай, если власти попытались бы их взять за горло! Но могу вам сказать, мистер, деньги исчезли. Я сам перерыл весь дом. В углу подвала там есть встроенный сейф, мы его взломали, но и там не было ни пенни. Вообще эти Мэлэны – большие любители сейфов. У Корнелиуса тоже есть один, и я знаю, где он находится. Ему об этом не известно, но, клянусь Богом, если он захочет обмануть это дитя…

Заступничество мужчины, похоже, было не по душе девушке. «Видно, дружба у них несколько односторонняя», – отметил про себя Леон и решил, что открытие «своего дельца» было, скорее всего, идеей мистера Джоунса.

Джоунс сообщил ему одну важную новость. Ни у одного из братьев не было банковского счета. Несмотря на то что они много и с успехом спекулировали на бирже с южноафриканскими акциями, дивиденды им выплачивались наличными, за акции им платили тоже «живыми» деньгами, и наверняка все это они должны были получать через одного посредника.

– Оба этих старых мошенника отказывались платить налоги. До каких только грязных махинаций не опускались они, лишь бы не платить! Кстати, наверное, поэтому они и не доверяли банкам: считали, что банки докладывают правительству о делах их клиентов.

Леонора снова безнадежно покачала головой.

– Не думаю я, что вам удастся что-то сделать, мистер Гонзалес, я уже почти жалею, что написала вам. Все равно денег там нет, как и нет никаких записей о том, что они там были. Впрочем, меня это не слишком пугает, ведь я могу работать и сама зарабатывать. К счастью, я брала уроки печатания на машинке и на ферме у меня было много практики: я печатала почти все дядины письма.

– Когда он заболел в последний раз, Корнелиус был на ферме?

Она кивнула.

– Все время?

Еще один кивок.

– А уехал он…

– Сразу после смерти бедного дяди Руса. После этого я его не видела ни разу. Единственное сообщение, полученное мною от него, – письмо, в котором он написал, что мне нужно зарабатывать самой и не надеяться на него. Что же мне теперь делать?

Леон надолго задумался.

– Я буду с вами совершенно откровенна, мистер Гонзалес, – через какое-то время вновь заговорила она. – Я подозреваю, что дядя Корнелиус перед тем, как уехать, прибрал к рукам все деньги, какие были в доме. Мистер Джоунс тоже так думает.