Четверо должны уйти

Однако им пришлось подождать, потому что и Кремер, и Скиннер захотели еще раз посмотреть на диапозитив. Последним к фильмоскопу подошел Миллард Байноу. Он изучал диапозитив секунды на три, не больше, после чего вернулся к красному кожаному креслу и сел – прямой как палка.

– Я вижу, куда вы клоните, Вулф, – проскрежетал Кремер, – но будьте осторожны.

– Непременно, – заверил Вулф и обвел глазами всех присутствующих. – Разумеется, я собираюсь исследовать гипотезу о том, что миссис Байноу убил Генри Фримм. После нашего эксперимента было бы просто безумием не сделать это. Все три участника вытягивали руку примерно одинаково, ладонями наружу, в то время как у мистера Фримма, как видно на диапозитиве, ладонь правой руки повернута внутрь; более того, кончики большого и указательного пальцев соприкасаются, что совершенно нелепо. У всех троих участников эксперимента, как вы видели, пальцы обеих рук были растопырены. Объяснить положение ладони и пальцев мистера Фримма можно только одним-единственным образом: он собирается воткнуть иголку в живот миссис Байноу.

Скиннер что-то сказал, Фримм собрался было встать, но остался на месте, а с губ Айрис Иннес слетело какое-то восклицание, но поразил меня Миллард Байноу. Его нижняя челюсть отвалилась, а голова стала мерно мотаться слева направо и обратно, от Вулфа к Фримму, как у марионеточного болванчика. Заговорить он даже не пытался.

А вот Фримм попытался.

– Здесь, между прочим, свидетели, Вулф, – угрожающе произнес он.

Вулф посмотрел на него в упор:

– Да, сэр, я знаю. Я только сейчас впервые увидел этот диапозитив, и у меня было слишком мало времени, чтобы принять все меры предосторожности. Мистер Байноу столь нетерпеливо подгонял меня, что я позволил ему собрать вас всех здесь, хотя не имел ни малейшего представления о том, что с вами делать. И, призна́юсь сразу, вся затея могла бы провалиться, если бы мистер Гудвин не принес этот снимок. Вам известно, с какой целью нанял меня мистер Байноу. Вы оспариваете мое право проводить расследование?

– Нет, не оспариваю. – Фримм судорожно сглотнул. – Но имейте в виду, что здесь свидетели.

– Да, вы правы. – Вулф прищурился. – Была ли у вас возможность совершить убийство – вопроса нет. Вы там были, и ваша рука вас выдает. Возникает другой вопрос: почему вы выбрали такое место и время, когда на вас нацелились все фотоаппараты? Совершенно ясно, что вы поступили так специально, рассчитав, что в полиции решат, будто иголку выпустили из фотоаппарата. И вы оказались правы. Именно так и случилось. Остается два вопроса: где вы раздобыли иголку и яд и почему вы это сделали? – Он сделал жест рукой. – Первый вопрос я адресую к мистеру Кремеру и его подчиненным. Его способности и возможности идеально подходят для решения такой задачи. Что касается второго вопроса, то я могу лишь высказать несколько предположений. Учтите, что мы рассматриваем несколько гипотез, и одна из них основана на том факте, что вы являетесь исполнительным секретарем фонда Байноу, в деятельности которого принимала активное участие миссис Байноу. Возможно, она обнаружила или заподозрила, что вы излишне вольно распоряжаетесь средствами фонда, и собиралась поставить своего мужа в известность. Это вскроется после изучения бухгалтерских книг и прочей документации фонда. Другое предложение связано с высокой оценкой мистером Байноу добропорядочности своей супруги – он предпочитает слово «добродетель»…

Байноу прервал его. Он уже овладел собой, закрыл рот и обрел голос. Голос, правда, изменился: охрип и звучал громче, чем требовалось по обстановке.

– Молчите об этом, Вулф!

– Нет, сэр! – возразил Вулф. – Молчать я не стану. – И, не спуская глаз с Фримма, продолжил: – Возможно, вы усомнились в ее добропорядочности, попытались пойти на сближение, но ваши притязания отвергли. Конечно, вы не стали бы ее убивать, если бы она вас простила, а если нет? Что, если вы продолжали упорствовать, и она решила поставить в известность мужа? Вы бы лишились своего места и всего того, что с ним связано. Конечно, расследовать эту гипотезу – дело весьма щепетильное и сложное. Если вы растрачивали деньги фонда, мы докажем это по гроссбухам, а вот об отвергнутых любовных притязаниях записей не останется. Возможно, кроме вас, живых свидетелей больше нет. В таком случае…

– Нет, есть!

Все присутствующие уставились на Айрис Иннес. А она в свою очередь смотрела на Фримма; глаза ее метали молнии.

– Ах ты, хвастливый Казанова! – начала она звенящим от волнения голосом. – Ты намекал, что переспал с ней, в то время как я точно знала, что ты лжешь. Благодаря этому у меня наконец и открылись глаза на твою сущность. Помнишь, Хэнк? Помнишь, что ты мне заливал? Я молчала, потому что у меня было по горло своих неприятностей, но теперь – хватит. Пусть они узнают. – Она посмотрела на Вулфа. – Я все про него знаю. Он сказал, что…