Четверо должны уйти

Вулф не просто разворчался – он отказался наотрез. Но Феликс стоял на своем и продолжал донимать его, пока Вулф не сдался. Это случилось, когда в один прекрасный день Феликс пришел к нам с солидным подкреплением в лице Поля Раго, шеф-повара по соусам из «Черчилля», Джеймса Корби, президента ПРАР, Х. Л. Гриффина, поставщика вин и продуктов, который снабжал не только «Рустерман», но и подбрасывал всякие лакомства к столу Вулфа, и Филипа Холта, исполнительного директора ПРАР. Все они также намеревались принять участие в пикнике и дружно в один голос уверяли Вулфа, что без человека, благодаря которому «Рустерман» и после смерти Марко Вукчича оставался лучшим рестораном в Нью-Йорке, праздник просто не состоится. Поскольку Вулф тщеславен, как три павлина вместе взятых, и к тому же любил Марко, если Вулф вообще способен кого-то любить, он уступил. Был и еще один побудительный мотив: Филип Холт согласился отступиться от Фрица Бреннера, шеф-повара и дворецкого Вулфа. Дело в том, что вот уже три года Фриц время от времени появлялся на кухне «Рустермана» и делился с поварами кое-какими кулинарными секретами, а потому Холт в открытую обхаживал его, суля золотые горы за то, чтобы Фриц согласился вступить в ПРАР. Можете представить, как это нравилось Вулфу.

Поскольку всеми делами Вулфа заправляю я – Вулф, правда, лицемерно утверждает, что мозговой центр – это он сам, – очевидно, что на мою долю и выпало решить, как именно доставить его Четвертого июля к месту проведения пикника, в Калпс-Медоуз на Лонг-Айленде. В конце июня нам позвонил Джеймс Корби и передал трубку своей дочери Флоре. Флора сказала, что ей очень трудно объяснить мне, как проехать в Калпс-Медоуз. Я ответил, что для Лонг-Айленда это обычная история, и Флора предложила отвезти нас на своей машине.

Ее голос понравился сразу, это верно, но и в прозорливости мне не откажешь. Я тут же смекнул, что мне выпадет редкое счастье продемонстрировать своему работодателю свое водительское умение вести автомобиль одной рукой, поэтому поблагодарил Флору за предложение и сказал, что повезу Вулфа сам в его машине, но буду очень признателен, если Флора согласится поехать с нами и указывать дорогу. Вот как это случилось и вот почему, когда мы наконец въехали в ворота Калпс-Медоуза, прокатив до этого миль тридцать по обсаженным деревьями дорогам Лонг-Айленда с крутыми поворотами и бесчисленными перекрестками, губы Вулфа были сжаты в настолько узкую полоску, что их почти не было видно. Заговорил он за всю дорогу лишь однажды, примерно на четвертой или пятой миле, когда я обогнал какого-то тихохода.

– Арчи, – укоризненно произнес Вулф, – ведь я просил тебя.

– Да, сэр, – жизнерадостно откликнулся я, не отрывая глаз от дороги. – Дело в том, что, держа руку в таком положении, я уступаю душевному порыву. Вы же сами знаете, как я нервничаю, когда борюсь со своими душевными порывами, а нервничать мне нельзя. Вы не любите, когда я нервничаю во время езды.

Посмотрев в зеркало заднего вида, я увидел, что Вулф стиснул зубы еще сильнее; так он и сидел, не разлепляя рта всю дорогу.

Миновав ворота, я петлял по Калпс-Медоузу согласно указаниям Флоры, но за руль держался уже обеими руками. Поспели мы вовремя: было без четверти три, а выступления начинались в три. Флора уверяла, что для нашей машины оставлено место позади палатки, и, миновав ряды припаркованных, я убедился, что Флора права: когда наш седан остановился, его радиатор отделяли от тента почти два ярда совершенно свободного пространства. Флора выпрыгнула из машины и открыла заднюю дверцу со своей стороны. Я проделал то же самое, распахнув противоположную дверцу. Вулф посмотрел на Флору, затем перевел взгляд на меня. Не хотел он, ох как не хотел делать одолжение женщине, даже столь молодой и хорошенькой, но я должен был получить по заслугам за вождение одной рукой. Вулф отвел от меня глаза и, кряхтя, начал извлекать свою одну седьмую тонны из автомобиля. Со стороны Флоры.

Глава 2

Палатка, установленная на деревянной платформе высотой фута три, по размерам не уступала кабинету Вулфа. Народу в ней набилось столько, что яблоку негде упасть. Я пробрался к главному входу и вышел подышать свежим воздухом. А погодка выдалась – загляденье: яркое солнышко, легкий бриз с Атлантики. Лучше и не пожелать на Четвертое июля[3]. Деревянный настил снаружи палатки был весь заставлен стульями. О состоянии травы сказать вам ничего не могу, потому что, куда ни кинь взгляд, весь луг был запружен несметными толпами ресторанных работников и их знакомых. Не менее двух тысяч сгрудились перед платформой, предвкушая речи, а остальные заполнили всю лужайку до видневшихся в отдалении деревьев и построек.

Сзади послышался голос Флоры:

– Они уже выходят, так что, если вам приглянулся какой-нибудь стул, хватайте. Любой, кроме шести в первом ряду. Они предназначены для выступающих.