Четверо в каменном веке. Том 2

Гипс бы, пришло в голову, когда снова мучился с наложением шин. Но под рукой — только известняк. А пока он застынет — кости уже сами зарастут. Ещё он слышал про какие-то лубки, но что это — не представлял. Понятно, что второе значение — средневековые комиксы, — здесь не подходит. А больше никаких мыслей по этому поводу.

Наконец, после долгих двухчасовых мучений, на каждой ноге красовались повязки, армированные деревяшками от пятки до середины бедра. Выправить изгиб получилось только самую малость. И то, только когда пациент вырубился и перестал дёргаться. Объявив, что лечение закончено, Михаил выгнал женщин в дом. Сам же остался — после таких нагрузок хотелось сполоснуться. Раненый с удивлением наблюдал за процедурой.

— Что? Не понимаешь?

Парень молчал, но глаза очень его членораздельно-так говорили: «не понимаю».

— Эх, ты! Тёмные вы ещё. Чистота — залог здоровья. Знать надо!

После нервотрёпки последних дней Михаила без всякой выпивки развезло на болтовню, вот и грузил ничего не понимающего аборигена. Так даже лучше: он не понимает, и Михаилу можно болтать, что в голову взбредёт.

Закончив здесь, он ушёл в избу. Раненого решил оставить в бане. А чего таскать? Дома на пальцах объяснил дикарке, что больному надо лежать ещё неделю. Та вроде поняла. Тем более что объясняли в три лица.

После обеда и стопочки — старшая разрешила от нервотрёпки, — Михаил плюхнулся в кровать. Сон уже почти сковал мужчину, когда его растолкала жена.

— Сапегин! Ты сколько раз поил травами мужа Йв?

— Галё, что ли?

— Ну, да.

— Один…

Михаил не понимал, куда клонит супруга, и очень удивлялся.

— А где остальное?

— Что остальное?

— Сапегин, не тупи! Где остальные травы? Я тебе с запасом дала.

До мужчины начало что-то доходить.

— Так это… Заварил я их…

— Все?

— Ну, да…

— И Галё всё выпил?

— Ну, да…

— Там же щепотку надо на стакан. Щепотку! — Ольга потрясла перед его лицом сжатыми пальцами, показывая объём.

Потом вздохнула тяжко, отмахиваясь, как он неразумного.

— Как он вообще у тебя выпил? Его вывернуть должно было.

Теперь Михаилу стало ясно, почему паренька так колбасило.

— Ну, да. Тошнило. — Подтвердил он. — Но мы справились. И я подумал, что так и должно быть.

— Нет, не должно.

— Знаешь, ты тоже хороша! — На Михаила нашло внезапное раздражение. — Не могла подробно рассказать?

И тут же понял, что зря он так. Сейчас начнётся…

Но не началось. Ольге, вероятно, было лень спорить и скандалить. Она снова отмахнулась и молча вышла.

Мужчина откинулся на подушки и уставился в ночную темноту потолка.

«Эх, тяжела ты, жизнь врача!» — Зевнув, подумал он, и всё-таки уплыл в сон.

* * *

И начались очередные будни. Не трудовые — просто будни. Утром — печь, помои, вода, лошадь. Вечером — печь, помои, вода, лошадь. Протопить печь, вынести помои, натаскать воды. Воды приходилось таскать изрядно: вода для быта, вода в отопление. В отопление ведь ещё и прокипятить сначала надо, чтобы убрать кальциевые соли.

А лошадь… С лошадьми гуляли женщины. Совмещали полезное с полезным: выгуливание, кормёжка и свежий воздух. Неандерталку тоже припахали. Была надежда, что её чутьё поможет заранее обнаружить залётного хищника. С местными, было такое предположение, они вроде замирились. Машка дрыхнет в пещере, а с волками нейтралитет. Подкормили вот даже. Да и гуляли девушки по внутренней территории, куда за всё лето волки так и не зашли. Была надежда, что и не зайдут — слишком близко к медвежьей пещере.

Вот и бродили они втроём, учили языки друг друга. Михаил сделал жёнам соответствующую накачку. На глазах рождалась дикая смесь: всё о природе и некоторый быт — из языка неандертальцев, от русского оставалась только неизвестная аборигенам часть — названия веществ, технологичных изделий и прочее.

И ещё на совете племени решили переселить неандертальцев. Никто не подумал, но жильцы в бане — это очень неудобно. Да, Михаил не оставил женщин совсем без мойки. Та плёнка, что летом использовалась в душевой и часовне — домик для часов на Скале, была аккуратно снята и теперь лежала в подполье. Вот он и занялся сооружением индивидуального душа всего из трёх частей: поддона, рамы и шторки.

В основании мини-мойки — огромный пластиковый таз. Этот монстр метрового диаметра и полуметровой высоты (300 литров по пачпарту) использовался когда-то, чтобы настаивать раствор для полива. Садоводы-огородники в курсе: наливаешь ёмкость естественной водой — без всего этого хлора из водопровода, и херачишь всё, что под руку попадётся (навоз, крапиву, другую траву). Всё это бродит неделю на жаре, потом берёшь, разводишь и поливаешь. Только потом добавляешь воды в еёмкость, чтобы дальше бродило. Таз, конечно, пованивал, но основная грязь отмыта ещё осенью. Да и вонь специфическая — застоявшейся бражкой пахнет. Учуяв запах, Михаил снова вспомнил, что его НЗ потихоньку расходуется, а прибавляться — не прибавляется.

«Надо не забыть и к ягодному сезону соорудить-таки аппарат». — Мелькнуло в голове.