Четверостишие

– Только я тебя прошу, – опомнилась Янка, – Не вздумай заговаривать с ним на эту тему. И вообще! Избегай бандитской тематики. От этого он звереет!

Маринка вспыхнула, и новая метаморфоза превратила её из скорбящей в мегеру.

– Бл*дь, Ян! – возмутилась она. – Не могла сказать заранее?

Янка закрыла глаза, понимая, что эта невинная «шутка» может стоить ей дружбы.

– А что здесь такого? – пожала плечами она. – Сама же сказала, он – душка!

Но Маринку такой аргумент не утешил. Она шумно приземлила свой клатч на каменную столешницу. Не обращая внимания, что та залита водой.

– Я же тебе не шалава какая! Чтобы подкладывать меня под уголовника! – прокричала она. И вошедшие внутрь девицы боязливо попятились.

– Пожалуйста, тише, – взмолилась Яна. Теперь боясь уже не Маринки с её обидами, а вполне возможного разоблачения.

– Значит так, – сказала подруга с достоинством, – Я ухожу!

– Ну, Мариш, – начала, было, Яна.

– Нет! Я, конечно, не синий чулок, и все понимаю. Но, увольте! В моей биографии достаточно темных пятен, – она немного смягчилась.

– Прости меня, – раскаялась Янка, на этот раз абсолютно искренне.

Маринкин уход куда больше расстроил Лешку. Он уже приготовился слушать, чем еще занималась его любимая девушка, на так называемых "корпоративах".

– Ты говорила, Маринка свободна, – напомнил он.

Янка пожала плечами.

– Ну, вчера была свободна, а сегодня… Извини! – обратилась она уже к Юрке.

Но тот не выглядел расстроенным. Наоборот! Он как будто бы выдохнул.

– Да, нормально всё. Не, она классная! Красотка и все такое, – поспешно добавил Юрка, – Но болтливая, жуть! Сказать честно? Я устал от нее.

Янка хмыкнула. Он поймал ее взгляд. И облегчение в его глазах отозвалось внутри неё таким неожиданно сильным восторгом. А ведь ей померещилось, что он всерьез запал на Маринку. Значит, это не так? Значит… голубоглазые блондинки не в его вкусе?

Взамен тому, чтобы сидеть внутри бурлящей весельем «клоаки», они доели свой ужин, и вышли на улицу. Погода стояла чудесная! Снег сыпал медленно, приглушая звуки вокруг. Морозец игриво ощупывал все доступные части тела.

Янка шла, уцепившись за Лёшкину руку. Любуясь резными снежинками, что осыпали рукава его куртки. На душе было так хорошо и приятно! И хотелось еще задержаться, хотя бы немного продлить ощущение легкости. И идти не спеша, сминая ногами свежевыпавший снег. И слушать, как два мужских голоса шутят, пытаясь тебя рассмешить. И делать вид, что тебе не смешно! Просто так. Чтобы они продолжали.

– Итак, говоришь, на столе танцевала? – заключил Лёшка, с видом Шерлока Холмса.

– На сцене, – поправила Яна.

– Разберемся! – сквозь зубы выдавил он.

Юрка, обогнав их, примирительно вскинул ладони:

– Я надеюсь, обойдётся без рукоприкладства?

«Едва ли», – смутилась Янка, ощущая, как в предвкушении расплаты разгорается низ живота. Лёшка был самым нежным! Но порой, растревоженный ревностью зверь пробуждался в нем, требуя «крови». И отметины сильных ладоней еще долго пылали на коже любовным клеймом.

– Ну, – он смерил её угрожающим взглядом, – Как пойдёт.

Юрка воспринял всерьёз его реплику. Или же притворился? Но лицо его исказила тревога:

– Эй! Ты Янку не обижай, а то получишь у меня! – он замахнулся шутливо.

Лёшка в ответ только хмыкнул. А в голову Яны вдруг пришла совершенно абсурдная мысль: «Ну, и кто победит, если они подерутся всерьёз?».

Глава 4

Квартира под крышей пятиэтажки как будто застыла во времени. Паркетные доски были уложены ёлочкой, на стенах сияли колосья, а в гостиной стоял огромный сервант, отданный под библиотеку. Книги жались друг к другу твердыми обложками. И те, что стояли на нижней полке, наверняка завидовали верхним.

Однако Янка не обделила вниманием никого! Она пробежалась по корешкам. Палец застыл на одном из них. «Анна Ахматова», – гласило теснение. Она извлекла находку. Верхний край запылился, страницы прилипли друг к другу. Их давно не листали! Стихи перемежались картинками. На одной из них было черно-белое фото поэтессы. Она смотрела с достоинством и немного с упрёком. Дальше был стих без названия.

«О тебе вспоминаю я редко

И твоей не пленяюсь судьбой,

Но с души не стирается метка

Незначительной встречи с тобой», – зашевелила губами Яна.

– Ну-ка зачитай! – попросил её Лёшка.

Он откинулся на спину и старое кресло под ним жалобно скрипнуло.

– Еще чего, – усмехнулась она, продолжая листать.

– А ты знаешь, что Янка у нас стихоплётка? – похвастался он.

– Звучит, как ругательство, – пробурчала она.

– Прошу прощения! Поэтесса! – исправился Лёшка.

Снисхождение, прозвучавшее в его голосе, ничуть не смутило Янку. Он всегда воспринимал ее увлечение стихами сквозь призму своего практицизма. Ибо его расчетливый ум, привыкший планировать все наперед, был точно компьютер. Где вместо нейронов есть только нули и единицы.