Четверть века назад. Часть 1

— Вотъ видите, у меня тамъ, въ слѣдующемъ актѣ, сцена сумашествія и пѣть надо…

— Ну да, знаю!

— Но я боюсь… Я чувствую, у меня силъ нѣтъ, я могу остаться совсѣмъ безъ голоса… Что же тогда?

— Не пѣть, не выходить, выкинуть вонъ совсѣмъ! пылко вскликнулъ на это князь Ларіонъ.

— Но какъ же сдѣлать, дядя? Вѣдь это всѣ знаютъ, ждутъ, это испортитъ спектакль…

— Да что же дороже, прерывая ее, почти кричалъ онъ:- твое здоровье, или этотъ безсмысленный спектакль, за который… за то только что я его дозволилъ, слѣдовало бы меня, слѣпаго безумца, повѣсить!..

— Дядя, за что же вы себя браните, пролепетала Лина, болѣзненно моргая вѣками, — чѣмъ представленіе наше виновато что у меня здоровье такое дрянное?

— Здоровье! повторилъ онъ. И мгновенно стихая, заговорилъ тихо и печально:- Hйlиne, что мнѣ нестерпимо больно, это то что я лишился всякаго твоего довѣрія, всей твоей прежней дружбы ко мнѣ!..

Она глядѣла на него вся смущенная… Онъ продолжалъ:

— Зачѣмъ таишься ты отъ меня, для чего скрываешь?… Неужели я тебя не знаю, неужели ты могла думать что я не понялъ, не отгадалъ все… Здоровье, сказала ты. О, моя бѣдная, развѣ я не вижу что не физическая оболочка, а вся бѣдная душа твоя измучилась въ продолженіе этого проклятаго спектакля… Я не знаю что у васъ предъ этимъ происходило съ нимъ, — князь какимъ-то судорожнымъ движеніемъ махнулъ рукой;- но вѣдь онъ все время тамъ кололъ, мучилъ, терзалъ тебя, не такъ ли?

Она не выдержала:

— Мучилъ, терзалъ! чуть слышно повторила она, и прижавъ обѣ руки къ лицу, съ глухимъ рыданіемъ откинулась головой въ спинку кушетки.

Князь Ларіонъ скользнулъ со своего стула внизъ, припалъ къ ея колѣнамъ и, оторвавъ эти блѣдныя руки ея отъ лица, сталъ покрывать ихъ жадными, безумными поцѣлуями…

— Дядя, что вы, что вы дѣлаете! вскликнула въ ужасѣ Лина, порывисто вставая съ мѣста и падая снова въ полномъ безсиліи.

Онъ всталъ, провелъ безотчетно рукой по растрепавшимся волосамъ, и лихорадочнымъ голосомъ промолвилъ:

— Я склонился къ твоимъ ногамъ, какъ сдѣлалъ бы это предъ древней, мученицей, идущею на смерть… съ тѣмъ, примолвилъ онъ въ неудержимомъ порывѣ своей страстной натуры, — чтобы растерзать потомъ ея палача!..

— О, ради Бога, дядя, прошептала Лина, сжимая руки, — не говорите такъ!

— Да скажи ты мнѣ, вскрикнулъ онъ, сверкая глазами, — за что ты его любишь?… За что, Hélène? повторилъ онъ мягче, сдерживая себя и снова садясь подлѣ нея. — Вѣдь онъ гордый, холодный человѣкъ, несмотря на кажущуюся способность къ увлеченію. Недаромъ онъ такъ хорошо играетъ Гамлета, добавилъ князь Ларіонъ съ улыбкой, скривившею его губы на сторону:- они всѣ такіе, эти здѣшніе ультра-Руссы и Славяне, насмотрѣлся я на нихъ; у нихъ прежде всего голова, уставъ, доктрина, они страсти не вѣдаютъ и не допускаютъ…

— Я и не хочу «страсти!» какъ бы вырвалось у княжны.

— Не хочешь! повторилъ онъ, — да, ты ее боишься. — Онъ еще разъ горько улыбнулся. — Ты хочешь страдать и переносить безропотно и безмолвно, и чтобы тотъ кого ты любишь, точно такъ же любилъ тебя, страдалъ и переносилъ, и молчалъ… Только Гамлетъ твой, на бѣду, не рыцарь нѣмецкой баллады, а Москвичъ въ до-Петровской мурмолкѣ новѣйшихъ ученій… Мнѣ невѣдомо, повторяю, что, какое объясненіе происходило между вами, но очевидно онъ знаетъ что твоя мать имѣетъ для тебя избраннаго ею жениха и не склонна промѣнять его на господина Сергѣя Михайловича Гундурова, и онъ дѣлаетъ тебя отвѣтчицей за это оскорбленіе его безграничнаго московскаго самолюбія… Хорошъ влюбленный! закончилъ, вставая, князь Ларіонъ со злобнымъ, перерывистымъ хохотомъ;- нѣтъ, Елена Михайловна, такъ не любятъ!..

Его рѣчи жгли ее, ей нечѣмъ было опровергнуть ихъ…

— Какъ же любятъ, какъ, скажите! проговорила она съ безмѣрною тоской.

— Какъ? повторилъ онъ, быстро оборачиваясь на нее и окутывая ее такимъ огненнымъ взглядомъ что Лина почувствовала его сквозь опущенныя вѣки, и невольно дрогнула. — Я не знаю какъ въ состояніи любить эти умники вашего поколѣнія. Но знаю что, будь я на его мѣстѣ, я сумѣлъ бы добыть тебя, хотя бы для этого нужно было моря плавмя переплывать и взрывать горы на воздухъ! Ты была бы моею женой, имѣй я противъ себя сто тысячъ матерей и всѣ силы земныя имъ въ придачу!

— И принудили бы меня, вымолвила Лина, подымая на него съ мучительно вопрошающимъ выраженіемъ свои лазоревые глаза, — принудили бы нарушить завѣтъ, мольбу умирающаго отца, вашего брата…

— Нѣтъ отца, нѣтъ матери, нѣтъ постороннихъ чувствъ для того кто любитъ! тѣмъ же страстнымъ тономъ рѣчи продолжалъ князь Ларіонъ:- есть кумиръ, которому безъ возврата отдается все что до этого могло быть свято и дорого, долгъ, спокойствіе, вѣрованія, жизнь…

— Это не любовь, а грѣхъ и преступленіе! прервалъ его трепетный голосъ Лины.

— Хотя бы такъ, хотя бы преступленіе…

Онъ не договорилъ. Его возбужденіе какъ бы вдругъ смирили безпорочные звуки этого голоса, но желчь еще не улеглась въ немъ.