Четверть века назад. Часть 1

— Онъ такой же былъ какъ князь Ларіонъ, промолвила она наконецъ, — образованный и блестящій, — они оба очень хорошо учились, сначала въ Англіи, потомъ въ нѣмецкихъ университетахъ, — но болѣе теплоты въ немъ было, сердца…. Счастіемъ въ жизни онъ похвалиться не могъ! Эта его женитьба… Они совсѣмъ было раззорились; у отца ихъ были счеты со старикомъ Раскаталовымъ, — онъ въ одинъ прекрасный день выписалъ князь Михайлу изъ заграницы, и женилъ его безъ церемоніи… на этой Аглаѣ… Тяжела, говорятъ, была ему жизнь съ нею, очень тяжела… да и онъ, по правдѣ, мужъ-то былъ не образцовый… Въ службѣ тоже, — началъ великолѣпно; а кончилъ ничѣмъ. Нѣмецкое начальство давило его всю жизнь, боялось его остраго ума и русской души… Подъ конецъ ужъ, года за три до смерти, попалъ онъ посланникомъ къ ничтожному нѣмецкому двору. — «Я похороненный человѣкъ», говорилъ онъ мнѣ,- мы тогда, передъ его отъѣздомъ туда, видѣлись съ нимъ… ты былъ тогда въ пансіонѣ,- «я похороненный человѣкъ, и могу теперь говорить о себѣ какъ о мертвомъ и чужомъ. У меня были способности, а главное, горячее желаніе служить отечеству, служить настоящимъ, русскимъ пользамъ. Былъ случай — во время войны Грековъ за независимость, — я имѣлъ возможность сказать свое, положительное слово. На меня было обращено вниманіе. Но съ тѣхъ поръ за то я былъ, повидимому, записанъ въ число опасныхъ, и къ дѣлу уже меня больше не допускали…. Такихъ какъ я много у насъ, говорилъ онъ по этому случаю;- такова, должно быть, судьба Россіи, что еще долго должны томиться подъ спудомъ и матеріальныя и духовныя ея силы!..» Никогда не видалъ я его такимъ печальнымъ какъ въ этотъ — въ послѣдній — разъ… домолвила Софья Ивановна, помолчавъ опять; — «у меня, говорилъ онъ, осталась одна радость — дочь! Дай Богъ мнѣ дожить»…

— Да, тетя, перебилъ ее неожиданно Гундуровъ, — она необыкновенная дѣвушка!

— Необыкновенная… повторила безсознательно Софья Ивановна, — и такъ и обмерла…

Эти сверкавшіе глаза, зазвенѣвшій какъ натянутая струна голосъ, — у нея не оставалось сомнѣній… Это былъ пожаръ, всего его разомъ охватившій въ эти два, три часа проведенные въ Сицкомъ, и съ которымъ — она сейчасъ это почуяла — приходилось серьезно считаться.

Открытіе это застигало ее совершенно въ расплохъ. Умная женщина была Софья Ивановна, но, какъ это часто случается съ умными людьми, она въ своихъ соображеніяхъ позабывала о случайностяхъ, вѣчнымъ игралищемъ которыхъ бываетъ наша бѣдная человѣческая жизнь. Она въ неустанной заботѣ своей о судьбѣ племянника, казалось ей, все предвидѣла, все, кромѣ этого!..

— Сережа! испуганно вскликнула она подъ первымъ впечатлѣніемъ, но тутъ же сдержала себя, — не даромъ была умна… — Она тебѣ очень понравилась? примолвила улыбаясь ему черезъ силу Софья Ивановна.

Но онъ былъ на сторожѣ. Онъ зналъ тетку такъ же какъ и она его знала. Вырвавшееся у нея восклицаніе, и теперь эта натянутая улыбка, — онъ понялъ, и сжался какъ цвѣтокъ подъ холоднымъ вѣтромъ.

— Дда, проговорилъ онъ почти равнодушно, — она дѣйствительно замѣчательная… я, по крайней мѣрѣ, такой еще не встрѣчалъ, съ такимъ здоровымъ, и благороднымъ образомъ мыслей… Мнѣ большое удовольствіе доставило бесѣдовать съ нею…

— Она мнѣ самой очень понравилась, тотчасъ же впадая въ его тонъ, молвила Софья Ивановна, — такая красивая и порядочная!..

— И вы, тетя, почелъ не безполезнымъ сообщить ей Сергѣй, — произвели на нее самое лучшее впечатлѣніе!..

— Да? Что же, я очень рада!.. Она очень похожа на отца этимъ своимъ изящнымъ спокойствіемъ… Ты говоришь, она его поминаетъ?

— Да?…

— Она успѣла тебѣ говорить о немъ?

— Что-же «успѣла?» вдругъ заволновался Гундуровъ, — у нея вырвалось невольно… И не мнѣ одному, она бы, вѣроятно, всякому сказала… только, я ближе къ ней сидѣлъ… Когда князь Ларіонъ отпустилъ эту колкость ея матери, она сказала что еслибъ отецъ ея былъ живъ, этого бы не было!..

— Она права!..

Софья Ивановна одобрительно кивнула — и тяжко задумалась. Чѣмъ достойнѣе ея сочувствій могла оказываться эта княжна, тѣмъ страшнѣе была она для нея!..

Прошло довольно долгое молчаніе. Гундуровъ опять заходилъ по комнатѣ.

— Что-же, ты думаешь скоро опять въ Сицкое? спросила его наконецъ тетка.

Онъ остановился:

— Мнѣ говорила княжна, что она ждетъ меня съ вами, тетя, проговорилъ онъ чуть не умоляющимъ голосомъ.

— А тебѣ скоро надо? подчеркнула она.

— Да, я тамъ играю… Гамлета, глухо добавилъ онъ;- онъ себѣ почему-то показался въ эту минуту очень мелкимъ и смѣшнымъ.

— И она… княжна, — тоже играетъ?

— Да, Офелію…

— И ты, улыбнулась Софья Ивановна, — будешь просить ее… какъ бишь тамъ: «Сударыня,» или «прекрасная дѣвица, помолитесь о моихъ грѣхахъ?»

— О, нимфа! Помяни

Мои грѣхи въ твоихъ святыхъ молитвахъ![7].

процитовалъ онъ.

— Странно какъ-то, и только у Шекспира можно встрѣтить, замѣтила она, — святая молитва, и нимфа!..

— Да, но прелестно! воскликнулъ Гундуровъ.

— Не спорю, улыбнулась она опять. — А не хочешь ли ты отдохнуть, спросила она его, — послѣ дороги, и этого визита? Мы, какъ всегда, будемъ обѣдать въ три часа.