— Батюшка, ваше благородіе… помилуйте!.. Кудажъ свернуть прикажете? раздался подначальный перепуганный фальцетъ, — кладь свалишь!..
— И вали, сто ершей тебѣ въ глотку, вали, сиволапый чортъ! слышалось все яснѣе и звончѣй.
За ближнимъ уклономъ дороги открылось слѣдующее зрѣлище:
Посередь самаго проѣзда, межъ тѣсно сходившимися здѣсь съ обѣихъ сторонъ стѣнами лѣса, стояли другъ противъ друга тройка въ тарантасѣ и застрявшая колесами въ глубокой колеѣ извощичья телѣга. Высоко нагроможденные на нее деревянные жбаны, миски и кадушки неуклюже торчали и кренили на бокъ изъ подъ дырявой рогожи и плохо увязанныхъ кругомъ веревокъ. Хозяинъ безъ шапки — явно только что сброшенной съ его головы, — прижавшись къ своей клади, стоялъ съ приподнятыми къ лицу, растопыренными ладонями, въ огражденіе его отъ чаемаго немедленно удара подступавшей къ нему руки въ красномъ обшлагѣ… Рука принадлежала господину въ форменномъ сюртукѣ и фуражкѣ, необыкновенно быстрому и зоркому въ своихъ движеніяхъ, хотя животъ начинался у него отъ самаго горла и коротенькія ножки съ трудомъ, казалось, могли поддерживать грузъ насѣдавшаго на нихъ объемистаго туловища. Онъ, видимо, только что выскочилъ, для кратчайшей расправы, изъ своего экипажа, въ которомъ сидѣлъ спутникъ его, плотный молодой человѣкъ въ сѣромъ плащѣ и бѣлой волосяной фуражкѣ.
— Исправникъ! доложилъ оборачиваясь къ барину Ѳедосѣй.
— Я его знаю! проговорила спѣшно Софья Ивановна, которую всю коробило отъ этой сцены. — Господинъ Акулинъ, господинъ Акулинъ! крикнула она громко, между тѣмъ какъ экипажъ ихъ остановился за тарантасомъ исправника.
Рука въ обшлагѣ машинально спустилась съ высоты лица извощика. Господинъ Акулинъ обернулся. Обернулся и молодой человѣкъ сидѣвшій въ тарантасѣ.
— А, Гундуровъ, здорово?
Гнѣвъ, о поэтъ, ты воспой Елпидифора Павлова сына! — крикнулъ онъ, закатываясь оглушительнымъ хихиканьемъ и кивая на исправника.
— Это кто? нахмурясь спросила племянника Софья Ивановна.
— Свищовъ, юристъ бывшій… Нахалъ! примолвилъ онъ сквозь зубы.
— Это видно…
Господинъ Акулинъ тѣмъ временемъ ковылялъ къ фаэтону на своихъ коротенькихъ ножкахъ.
— Ваше Превосходительства, Софья Ивановна…
Она не дала ему договорить.
— Драться, можетъ быть, и очень пріятно, отрѣзала она ему прямо, — только это нисколько дѣлу не помогаетъ…
— Pardon, madame, нѣсколько обиженно и слегка сконфузясь отвѣчалъ онъ, — я образованный человѣкъ… mais ces canailles, эти сиволапыя бестіи…
Она прервала его еще разъ:
— Все это прекрасно, только вы видите что этотъ «сиволапый» засѣлъ въ колею, и пока онъ тамъ будетъ сидѣть, ни вашему, ни нашему экипажу проѣхать нѣтъ никакой возможности. Слѣдовательно прежде всего вытащить его телегу надо, а затѣмъ, можетъ быть, и бить его не окажется нужнымъ.
— Ѳедосей, пойдемъ, поможемъ! молвилъ Гундуровъ, выскакивая изъ фаэтона. Онъ едва сдерживался…
Исправникъ, надувъ губы, быстро отковылялъ къ своему тарантасу. Спутникъ его присоединился къ Гундурову и его слугѣ. Они вчетверомъ съ кучеромъ Акулина долго бились, пытаясь сдвинуть заднія колеса тяжело нагруженной телѣги, между тѣмъ какъ извощикъ, усердно уськая и подхлестывая подъ брюхо свою скользившую въ вязкой глинѣ лошадь, то отчаянно тянулъ ее справа за узду, то, перебѣжавъ налѣво, наваливался всѣмъ тѣломъ на оглоблю… Кончилось тѣмъ что бѣдный конь, рванувшись въ бокъ послѣднимъ усиліемъ, вывезъ телѣгу, — и тутъ же свалился съ него на край дороги, споткнувшись о какой то корень. Миски и кадушки покатились подъ ноги исправниковой тройки.
— Ну, теперь проѣдемъ; садитесь, Николай Игнатьевичъ, звалъ Акулинъ Свищова. — За уронъ получи! величественно крикнулъ онъ.
Смятая имъ въ комъ красненькая бумажка завертѣлась въ воздухѣ и опустилась къ ногамъ растеряннаго извощика.
— Алкантара — Калатрава, грандъ Испанскій! расхохотался на весь лѣсъ Свищовъ, подсаживаясь къ Акулину въ тарантасъ, и подмигивая оттуда на него Гундурову. — Ты также въ Сицкое? тутъ же спросилъ онъ его.
Гундуровъ не безъ удивленія поднялъ глаза: онъ никогда не былъ на ты со Свищовымъ.
— Ну, такъ до свиданія? преспокойно кивнулъ ему тотъ, не дождавшись отвѣта.
Тройка покатила, гремя бубенцами наборной сбруи…
— Извольте и ваша милость проѣзжать! обернулся къ нашему герою извощикъ, успѣвшій тѣмъ временемъ съ помощью Ѳедосея отпустить дугу и поднять свою лошадь.
— А какъ-же съ кладью-то твоею быть, свалилась вѣдь она вся?
— Ничего батюшка, ваше сіятельство, спасибо вашей милости, самъ управлюсь. Живо справлю… на радостяхъ-то, примолвилъ онъ, улыбнувшись во весь ротъ.
— Грозёнъ, небось, на вашего брата, неисправнаго, исправникъ-то? сострилъ въ свою очередь Ѳедосей.
— Бѣда! Извощикъ тряхнулъ головой;- какъ сорветъ этто онъ съ меня шапку… Одначе, дай имъ Богъ здоровья, не обидѣли!..
XI