Четверть века назад. Часть 1

запищалъ, въ подражаніе имъ, Свищовъ, затыкая себѣ пальцами уши.

Хохотъ въ залѣ раздался пуще прежняго

Одна изъ пулярокъ сильно разобидѣлась:

— Что же это? Просятъ, а потомъ смѣются!.. Я не буду играть!..

— И я!.. И я! О-охъ! О-о-охъ!..

— Ни… за что… не бу-у-демъ! принялись онѣ хныкать уже всѣ вчётверомъ.

Режиссеръ растерянно поглядѣлъ на зрителей.

Изъ перваго ряда креселъ отдѣлилась высокая, полная барыня, жена окружнаго начальника государственныхъ имуществъ, игравшая роль Раисы Минишны, самая «образованная дама» въ уѣздѣ,- и побѣжала къ сценѣ:

— Ѳеничка, Eulampe, finissez, quelle honte! Je vous ai done amenées ici! (Двѣ изъ пулярокъ были ея племянницы)…..

Но Eulampe — Евлампія то жъ — и Ѳеничка оставались глухи на ея внушенія:

— Потому что мы не свѣтскія…. не графини!.. всхлипывали онѣ.

Вальковскій, стоявшій все время въ кулиссѣ, весь поглощенный, невидимому, чтеніемъ своей роли Синичкина, однимъ прыжкомъ очутился у рампы:

— Вонъ! Пошелъ вонъ! съ расширившимися не въ мѣру зрачками и дрожавшею губою вскинулся онъ на Свищова, главнаго виновника этихъ слезъ, который, со свойственнымъ ему нахальнымъ спокойствіемъ лица, глядѣлъ ухмыляясь на разобиженныхъ барышень.

— Ты съ ума сошолъ! вскликнулъ онъ, поднявъ блѣднѣя на Вальковскаго свою коротко, а la malcontent остриженную голову.

— Ты разстраивать, ты только разстраивать! бѣшено кричалъ на него тотъ.

Все переполошилось въ залѣ

— Господинъ Вальковскій! раздался вдругъ рѣзкимъ и отчетливымъ звукомъ голосъ князя Ларіона Васильевича, — вы въ домѣ княгини Шастуновой!..

«Фанатика» точно чѣмъ-то приплюснуло; онъ покосился на уголъ откуда донесся до него этотъ голосъ, повернулся на длинныхъ ногахъ и, безъ словъ, опустивъ голову, какъ перепуганный волкъ, отправился назадъ въ свою кулиссу.

Гундуровъ воспользовался смятеніемъ чтобы незамѣченно пододвинуться ближе къ диванчику у окна, на которомъ сидѣла княжна, рядомъ съ Ашанинымъ. Оба они, показалось нашему герою, такъ увлечены были своею бесѣдою, что ничего того что происходило во-кругъ не достигало ни до слуха ихъ, ни до зрѣнія. Подойти прямо къ Линѣ,- «а это была его прямая обязанность, какъ къ хозяйкѣ, говорилъ онъ себѣ,- мѣшало ему овладѣвшее имъ вдругъ чувство какой-то неодолимой робости. Ему было невыразимо досадно на Ашанина зато что онъ такъ всецѣло поглощаетъ ея вниманіе, — и въ то же время онъ какимъ-то необъяснимымъ чутьемъ отгадывалъ, былъ увѣренъ, что Ашанинъ говорилъ о немъ, Сергѣѣ Гундуровѣ, и что у Ашанина съ нею никакого серьезнаго разговора и быть не можетъ кромѣ о немъ, Гундуровѣ….

— Да вотъ и онъ, легокъ на поминѣ! какъ бы въ явное подтвержденіе его догадокъ, обернувшись и увидавъ его, кивнулъ на него княжнѣ Ашанинъ.

Она поклонилась ему съ мѣста своимъ милымъ долгимъ поклономъ сверху внизъ.

Гундуровъ подошолъ.

— Здравствуйте! сказала она, улыбаясь, какъ всегда, однѣми губами, и не подавая ему руки (онъ замѣтилъ что она никому не подавала руки, и это ему очень нравилось въ ней: женщина, разсуждалъ онъ, „никогда ни съ кѣмъ не должна быть фамильярна“).

— Ты только что пріѣхалъ? спросилъ, обнимаясь съ нимъ, его пріятель.

— Да, съ полчаса… съ тетушкою…

— А, и ваша тетушка здѣсь? молвила Лина съ какимъ-то оживленіемъ, и прибавила: вы теперь совсѣмъ сюда… играть?…

— У насъ все устроилось, и еслибы ты самъ не явился, я сегодня долженъ былъ ѣхать за тобою, спѣшилъ, передать ему новости Ашанинъ. — Въ воскресенье, послѣ того какъ ты уѣхалъ, прибыло сюда много народа: Чижевскій, Духонинъ изъ Москвы, сосѣди здѣшніе… Вотъ эта крупная дама — онъ кивнулъ на жену окружнаго, — очень хорошая актриса оказывается… Мы съ Вальковскимъ воспользовались этимъ, и съ разрѣшенія и при помощи княгини и княжны Елены Михайловны, набрали полную труппу и на драму, и на водевиль. Это все, что видишь, сидитъ въ креслахъ, — родственницы и родственники, близкіе и дальніе, актеровъ нашихъ и актрисъ, съѣхались на репетицію посмотрѣть.

— И maman, вы знаете, согласилась на Гамлета, съ тѣми только пропусками, какіе нужными сочтетъ сдѣлать дядя, сообщила въ свою очередь княжна;- я почти уже всю роль свою знаю.

— И Гертруда будетъ? спросилъ Гундуровъ Ашанина.

— Есть, — Надежда Ѳедоровна… Но чего это мнѣ стоило! быстрымъ шопотомъ проговорилъ ему тотъ на ухо, — только для пріятеля можно это сдѣлать!..

Въ это время къ княжнѣ, расшаркиваясь и крутя усомъ съ ловкостью бывалаго и прожженаго гусара, прошмыгнулъ мимо толпившихся у сцены толстый исправникъ Елпидифоръ Акулинъ.

— Позвольте пожелать вамъ добраго утра, princesse, заговорилъ онъ сладкимъ, искательнымъ голосомъ, раздувая свои отвислыя щеки, — и вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ человѣку прежде всего откровенному и страстному, засмѣялся онъ вдругъ, — прямо обратиться къ вамъ съ просьбой: позвольте мнѣ посоперничать съ моею Ольгой, пользующейся, къ чести ея, а моему неизрѣченному счастію, благорасположеніемъ княгини-матушки вашей, и, осмѣливаюсь думать, и вашимъ собственнымъ….

— Что такое? слегка! смѣшавшись и не понимая, взглянула на него Лина.