Четверть века назад. Часть 1

Они принялись «очищать Гамлета — adusum Delphini,» съ не совсѣмъ искреннею насмѣшливостью говорилъ князь. Но Гундуровъ оказался здѣсь еще болѣе строгимъ чѣмъ онъ самъ: онъ урѣзалъ въ своей роли всѣ слова, всѣ намеки, которыми Гамлетъ въ уныломъ разочарованіи оскорбляетъ чистоту Офеліи. Въ первомъ разговорѣ его съ нею выкинуты были двусмысленныя его рѣчи о несовмѣстимости женской красоты съ «добродѣтелью» (слово неправильно передающее въ русскихъ переводахъ англійское honesty). Въ сценѣ театра герой нашъ безжалостно пожертвовалъ традиціонною, со временъ Гаррика, и эффектнѣйшею для актера, позою Гамлета, который слушаетъ представленіе откинувшись затылкомъ на колѣни Офеліи. Положено было что, вмѣсто словъ, «могу ли прикоснуться къ вашимъ колѣнямъ?» Гамлетъ скажетъ: «позволите ли мнѣ прилечь къ вашимъ ногамъ,» и, вслѣдъ за ея согласіемъ, тотчасъ же перейдетъ къ репликѣ: «и какое наслажденіе покоиться у ногъ прелестной дѣвушки!» и усядется, какъ указано въ драмѣ, у ея ногъ, но непрямо передъ нею, а нѣсколько сбоку, — такъ какъ онъ представленъ на соотвѣтствующемъ рисункѣ въ извѣстномъ Гамлетовскомъ альбомѣ Ретча. Такимъ порядкомъ, употребляя выраженіе образованной окружной, «и ситуація была соблюдена, и конвенансы спасены…. Князь Ларіонъ, знакомый съ Гамлетомъ только по англійскому тексту, напомнилъ было о пѣсни про Валентиновъ день, которую поетъ въ безуміи своемъ Офелія, — но выходило что въ передѣлкѣ Полеваго изъ пѣсни этой изъятъ былъ тотъ «скабрезный» смыслъ, какой она имѣетъ у Шекспира, и, благодаря хорошенькой музыкѣ Варламова, она пѣлась въ то время россійскими дѣвицами во всѣхъ углахъ государства:

«Милый другъ, съ разсвѣтомъ яснымъ
Я пришла къ тебѣ тайкомъ.
Валентиномъ будь прекраснымъ,
Выглянь, — здѣсь я, подъ окномъ!
Онъ поспѣшно одѣвался,
Тихо двери растворилъ,
Быть ей вѣрнымъ страшно клялся,
Обманулъ и разлюбилъ!» и т. д.

Покончивъ съ этимъ, — Ашанинъ отмѣчалъ на режиссерскомъ экземплярѣ урѣзанныя ими мѣста, — собесѣдники на мигъ замолкли. Князь слегка откатилъ свое плетеное кресло отъ стола, и повернулся всѣмъ лицемъ къ Гундурову:

— Къ дѣлу отъ бездѣлья, началъ онъ неожиданно, очевидно наладивъ свои уста на улыбку; — что вы думаете изъ себя дѣлать теперь, Сергѣй Михайловичъ?

Какъ потокомъ холодной воды обдало Гундурова. Изъ міра золотыхъ сновъ его сразу опрокидывало въ самую неприглядную дѣйствительность. Онъ остался безъ отвѣта.

— Смѣю надѣяться, продолжалъ князь Ларіонъ съ тою же дѣланною улыбкой, — что вы не почтете мой вопросъ за нескромное любопытство. Я зналъ еще вашего покойнаго батюшку, — и очень цѣнилъ его…. Старыя отношенія нашихъ семей…. наконецъ мои годы, — я вамъ чуть не дѣдомъ могъ бы быть, — все это, если не даетъ мнѣ правъ, то въ нѣкоторой мѣрѣ можетъ служить мнѣ извиненіемъ. Къ тому же сегодня, изъ нѣсколькихъ словъ, которыми я успѣлъ обмѣняться съ Софьей Ивановной, я могъ предположить, что она очень о васъ безпокоится…..

Онъ приостановился. Гундуровъ сосредоточенно внималъ ему… Еще внимательнѣе слушалъ Ашанинъ.

— Я самъ не знаю, что мнѣ предпринять! сжавъ брови проговорилъ наконецъ нашъ герой.

— Я думалъ о васъ эти дни, заговорилъ снова князь. — Когда я, въ тотъ разъ, имѣлъ удовольствіе бесѣдовать съ вами, я вамъ говорилъ: терпѣніе и душевная бодрость!.. Сегодня повторяю вамъ тоже. Теперешнее — онъ искалъ слово, — теперешнее…. теченіе должно наконецъ измѣниться — такъ или инако… Ненормальныя положенія долго не длятся, словно проглотилъ онъ. — Но не въ этомъ дѣло. Прося о заграничномъ паспортѣ, въ той формѣ въ какой вы это сдѣлали, вы поступили какъ неопытный юноша, обратили на себя вниманіе, когда теперь у насъ только тому и жить можно, кто проходитъ незамѣченнымъ. Дѣло вашей профессуры можетъ отъ этого пострадать, я отъ васъ не скрою… Все это однако дѣло поправимое. Мнѣ не нужно вамъ говорить, что я и… отношенія мои въ Петербургѣ къ вашимъ услугамъ съ этой же минуты… Но я прямо вамъ говорю, что ранѣе года возобновить дѣло о вашей поѣздкѣ за границу и думать нельзя…

— Еслибы еще черезъ годъ! вскликнулъ Гундуровъ.

— Вы имѣете для этого, по моему, въ рукахъ вѣрное средство.

— Я? какое? съ изумленіемъ спросилъ тотъ.

— Отправляйтесь, немедля, путешествовать по Россіи!

Ашанинъ закусилъ себѣ губы до боли. Пріятель его растерянно поглядѣлъ на князя:

— По Россіи? могъ только повторить онъ.