Четверть века назад. Часть 1

— Однако, говорилъ онъ себѣ мысленно, — какъ онъ врѣзался, бѣдняга!.. И это съ двухъ… чего, — съ одного разу? Вотъ эти дѣвственные, загорятся сразу, какъ копна горятъ!.. И отвести его теперь поздно… Станетъ онъ теперь мучиться, безумствовать, — и я вѣдь знаю его, онъ на все способенъ; я помню какъ въ пансіонѣ онъ изъ втораго этажа выскочить хотѣлъ когда его вздумалъ высѣчь инспекторъ… Весь вопросъ теперь въ томъ что она, раздѣляетъ-ли?… Сегодня она меня что-то очень подробно распрашивала о немъ… Съ другой стороны эта нотація князя… Такъ или инако, Жаръ-птицу по моему добыть легче!.. Эхъ, Сережа мой бѣдный, надо-же… И это они называютъ жизнью? Нѣтъ! И въ подвижномъ воображеніи Ашанина закопошились тутъ-же обычныя представленія, — нѣтъ; вотъ эту быстроглазую Акулину, напримѣръ, «къ груди прижать во тьмѣ ночной», дѣло будетъ другое!.. А все-же такъ этого оставить нельзя! Разъ Сережа избѣгаетъ даже говорить со мной, надо предварить его тетушку.

И Ашанинъ вернулся въ домъ, — отыскивать г-жу Переверзину.

* * *

Въ это же время, въ одной изъ садовыхъ бесѣдокъ, куда, но выходѣ изъ театральной залы, исправникъ Акулинъ увелъ свою дочь, происходилъ между ними слѣдующій разговоръ:

— Потрудись объяснить мнѣ, сударыня, говорилъ родитель, отдуваясь отъ спѣшной ходьбы, — на что тебѣ нужно Ранцова предъ всѣмъ обществомъ шутомъ выставлять, — а?

— А вамъ то что до этого? отвѣчала на это дочка; — и для этого только вы меня сюда и увели? Я даже понять не могла — что за смѣхъ такой!..

— А что я тебѣ скажу, возразилъ исправникъ, — что онъ, видя твое грубіянство, плюнетъ и откланяется тебѣ!..

— Во первыхъ, не говорите «плюнетъ,» потому что это въ высшей степени mauvais genre, и вы, какъ сами служили въ гвардіи, должны знать это! Во вторыхъ, мой капитанша откажется отъ меня только когда я сама этого захочу. Въ третьихъ, ну, онъ откажется: что-жъ за бѣда такая?

— А такая, что послѣ кащея этого, Тарусова, что ему четвероюроднымъ какимъ то приходился, досталось ему нежданно негаданно богатѣйшее имѣніе, да тысячъ сто на старыя ассигнаціи денегъ, что онъ любую княжну въ Москвѣ за себя можетъ взять, — вотъ что! А у насъ съ тобой жаворонки въ небѣ поютъ, да и вся тутъ!..

Бойкая барышня вспыхнула какъ піонъ:

— Что-жъ, это вы мнѣ никого лучше найти не могли какъ армейскаго, необразованнаго Ваше Благородіе? Развѣ я на. то, воспитывалась въ Институтѣ чтобъ капитаншею быть? Развѣ…

— И, матушка! перебилъ ее, махая руками, толстый Елпидифоръ, — васъ тамъ, что цыплятъ у ярославскаго курятника, штукъ шестьсотъ заразъ воспитывается; такъ на всѣхъ то на васъ, пожалуй, Вашихъ Свѣтлостей и не хватитъ.

— Да развѣ я была какъ всѣ, какъ всѣ шестьсотъ? Когда вы меня брали, вы не помните развѣ что вамъ сказала maman? назвала она институтскимъ языкомъ начальницу заведенія. — «Notre cher rossignol,» сказала она вамъ про меня; она чуть не плакала что вы меня взяли до выпуска… Я на виду бывала! Меня всѣ знали, баловали, всѣ изъ grand monde'а, кто не пріѣзжалъ… Сама Государыня сколько разъ заставляла пѣть!.. Если бы вы не взяли меня тогда, я могла съ шифромъ выйти, я изъ первыхъ училась, — могла бы ко двору попасть за голосъ, какъ фрейлина Бартенева; grande dame была бы теперь!.. И послѣ этого я должна, до вашему, отставною капитаншею сдѣлаться.

Она чуть не рыдала; но вдругъ вспомнила, оборвала — и, подступая ближе къ отцу:

— Да что вамъ вздумалось мнѣ теперь про него говорить, спросила она, — когда вы знаете кого я имѣю въ предметѣ?

— Вотъ то-то, матушка, вздохнулъ на это исправникъ, — когда-бъ ты не такъ пылка была, да не закидывала меня твоими грандъ дамами, такъ у насъ, пожалуй, ладъ бы вышелъ иной. — Ты съ чего взяла, во первыхъ, что онъ къ тебѣ склонность имѣетъ?

— Я же говорила вамъ:- когда я сюда пріѣхала гостить, въ первый же день старуха (увы, что сказала бы княгиня Аглая Константиновна, если бы знала какъ ее обзывала барышня!) заставила меня пѣть, и я спѣла: «я помню чудное мгновенье.» Онъ былъ внѣ себя отъ восторга, подошелъ, нѣсколько разъ жалъ мнѣ руку, даже поцѣловалъ одинъ разъ, кажется, и потомъ каждый вечеръ заставлялъ пѣть, — все опять «я помню», шутилъ, любезенъ былъ… Ну, извѣстно, какъ когда человѣкъ занятъ женщиною… Вы тогда пріѣхали, и я вамъ разсказала… И вы тогда сами мнѣ сказали: «гляди, Оля, умна будешь, большаго осетра можно выловить!» Вѣдь говорили вы?