Из больницы Говорухин уехал на такси. Садясь на заднее сидение, он подумал, что это было очень комичным, когда ему пришлось сбегать до банкомата, чтобы снять денег на взятку медсестре. Та проронила, что парня ввели в искусственную кому, а полиция уже нашла преступников. Ими оказались какие-то бездельники, которые не раз и не два привлекались за хранение и драки. Говорухин переслал информацию в редакцию с припиской, что дело кажется шитым белыми нитками, раз и свидетели, и камеры показывают на то, что там была толпа школьников. Следом Говорухин открыл на своем смартфоне видео, то разоблачающее расследование Перевалова, о котором сегодня так нервно толковал Подрулин. В самом ролике раскрывались подробности о недвижимости Долгорукова — был дом где-то за границей ближе к Альпам, зарегистрированный на третьих лиц, был целый этаж дорогостоящей недвижки в жилом доме ближе к центру. Там когда-то проживали партийные шишки, которых затем загнули в рог в 37-ом. Был личный вертолет, на котором, судя по снимкам из инстаграма Долгоруков любил выбираться на охоту. Был и проклятый дом на Копейкино-Матфеевом, зарегистрированный на жену. Говорухин с иронией подумал о том, что властьимущие совершенно не умеют прятать свои богатства. Доказательная база выглядела солидно. Ролик набрал сто пятьдесят тысяч лайков. В комментариях люди писали, мол «на виселицу такую власть», «вилы в руки», «вперед на митинг», но что-то Говорухин не видел бастующих жителей с факелами и коктейлями Молотова, готовыми устроить переворот на площади. Вместо этого были лишь форсированные атаки ретвитами и репостами. Ссылки распространялись будто споры, заполнявшие сырую комнату гибком. И с этим ничего нельзя было поделать. Если информация — это оружие, то с тупым концом. Разящая не как шпага, а как её эфес. Нужна ли она? За гущей дыма хлипкий выхлоп. Видимо, что нет. Людей не интересует суть, их интересует её потребление. Поставлен перед фактом — значит молодец. Достаточно просто засорить инфополе, и выйти в дамки. Удар от эфеса будет равен силе от удара молотком из поролона.
А что до Говорухина, то он бросил попытки отфотографировать папку в трясущемся такси, и сейчас пытался составить план по игре, которую ему предстояло ввести. Главным преимуществом, которое у него было, оказались не ораторские способности, а то, что противник пока не знает, что кто-то начал ввести против него действия. И желательно, чтобы так оставалось до конца — написание статьи — занятие долгое и трудоемкое, а когда ты висишь на крючке, не так много времени остается до того, пока кто-нибудь потянет за леску. Весь удар должен прийтись только на него одного. Нельзя, чтобы кого-нибудь постороннего это зацепило. Именно за этим Говорухин направлялся в один из самых хмурых районов города, жившим отдельной жизнью.
VI
С работы Говорухин отпрашивался, когда шагал по разбитой тротуарной дорожке гнетущего квартала панельных домов. Дорожкой трудно назвать ту массу из грязи, отхарканной слюны и слякоти. Он старался скакать по выпиравшим из бугоркам этой трясины бугоркам, попутно разглядывая те места, в которых прошло его детство.
Вот тут, у подъезда этого серого дома он впервые попробовал с одноклассником пиво. Ему было четырнадцать, и тогда всё было окутано ореолом запретности. Сердце стучало, подпирая табу. Он тогда не понял прелести этого дешевого хмельного напитка со вкусом перебродившего компота, и, сделав пару глотков, оставил бутылку на откуп своему другу. Тот вроде недавно погиб, повесился в алкогольном угаре, и может быть Говорухин бы и горевал по нему, если бы их пути не разошлись по окончанию школы.
Сейчас у того же подъезда тоже сидела парочка каких-то школьников, пуповиной привязанной к панельке, и посасывала бутылки «Беринга». На блоке, как потом понял Говорухин, выживал не самый сильный, самый сильный попадал в тюрьму, а самый умный — тот, кто сидит дома и мечтает вырваться отсюда.
Где-то неподалёку во дворике, окруженном серыми бетонными стенами старой застройки, гуляли матери со своими детьми. В руках у каждой из них было по сигарете, дым от которых обволакивал коляску. Там же занимались на турничках какие-то ребята в спортивках, из тех, что берут дань мобилками. Говорухин не хотел искать проблем, потому разминулся с ними, направляясь в свою колыбель.
Тягостное, шершавое, свинцовое, покрытое цементными шрамами девятиэтажное здание, скрывавшееся за подобными ему зданиям, затухшим очагом открылось ему. Он подошел к деревянной двери, выкрашенной будто еще в предыдущем столетии, с установленным домофоном, набрал номер нужной квартиры и позвонил. Из динамика раздался женский голос, спросивший кто это. Говорухин с несвойственной ему мягкостью ответил: «Это Лёша». Женский голос посоветовал ему подниматься на лифте, мало ли что может случиться на лестничной клетке — обиталище местных наркоманов. Заслышался противный писк, и дверь растворилась.