Четвертая Скрепа (СИ)

Внутри подъезд выглядел, как обычная парадная. Облупившиеся от сырости краска с штукатуркой, сломанные почтовые ящики, подпаленные потолки, с которых свисали на харчках сожженные спички. «Всё как всегда, наш девиз — где живем, там и срем» — подумал Говорухин, нажимая на расплавившуюся кнопку вызова лифта. С крутым скрежетом лифт, застревая в шахте спустился вниз. Говорухин зашел в кабину, напоминавшую гроб, сделанный из старого шкафа, и скрипящие створки с нарисованным на них габаритным половым органом закрылись.

«Вот она ирония судьбы, вроде как собираешься идти на войну с мэром, а убить тебя может техника из прошлого государства. Как подавиться костью от персика перед Ватерлоо». - подумал Алексей, пока лифт тащил его вверх на седьмой этаж.

Створки снова открылись. Прошло шесть лет, а лестничная клетка не поменялась. Как и была побитая выцветшая керамика, так и осталась. Лишь металлическая дверь, к которой он направлялся теперь, заменяла старую, болезненно желтую.

Говорухин нажал на звонок. Тот хило всхлипнул. За стенами послышались какие-то шаги, и потом с металлическим скрежетом в проеме появился мальчик — на вид ему был не больше десяти, но он уже был серьезным и хмурым, будто бы узнал, что жизнь не имеет смысла:

— Это кто? — спросил он тихо, но в то же время сурово.

— Боря, ты меня плохо помнишь… — Говорухин осекся, мальчик своим видом напоминал ему хищного зверька, вроде куницы, — я давно у вас с мамой не был, — он вздохнул, — в общем, я твой дядя Лёша.

— А, — отреагировал ребенок, будто бы услышав пустой звон.

В полутемном заваленном обувью узком коридоре, обклеенном обоями, когда-то не знавшими, что такое разводы от потопа, появилась мать. Говорухин увидел свою сестру и отвел взгляд, проронив что-то вроде: «Да у вас тут ремонт был». Боря, насупившись ответил, что не было, так как на него денег нет.

Сестра жестким тоном отрезала: «Пошли на кухню», потом добавила: «И обувь в прихожей сними». Говорухин неуклюже выдавил из себя улыбку и послушался.

С тех пор, как их дед, получил эту квартиру, когда он работал на заводе и устроил что-то вроде обмена с умирающей матерью, это двухкомнатная жилплощадь стала для Говорухиных своего рода гнездом, в котором вились члены его семьи. А сейчас… почти никого не осталось. Отец эмигрировал за границу в девяностых вместе с любовницей и вспоминал своих отпрысков только на странице фэйсбука. Хвалился, что его сын работает колумнистом в самом «ЖИЛАЙФ», что журфак — это настоящая школа жизни, которую тот прошел с отличием.

А мама… в какой-то момент просто сломалась. Не смогла вынести свалившейся на неё нагрузки. Рак съел её быстро, как раз тогда, когда Говорухину исполнилось восемнадцать. Через несколько дней после похорон он съехал отсюда — кое-какое время голодным скитался по Городу, пока ему не удалось выбить себе комнату в общаге, и больше не возвращался. На звонки родных отвечал неохотно. Никому не сказав, поменял номер, вместе с ним почту. Так он и развел свою дорогу в Городе с дорогой своей сестры. Лишь единожды он вернулся, когда на сороковой день посетил могилу той, что принесла его в этот свет. Глядя на сосновый крест, воткнутый в землю, он думал о том, что надо бы заменить его мрамором. Она этого заслужила.