Четвертое измерение

— Ничего. Говорить буду я, у меня в запасе есть несколько терминов, вроде «шинный мост», — сверкал на меня Виктор улыбкой во весь рот. — Идем!

Мы пришли к какому-то бараку, где, по словам Виктора, сидел главный инженер, и, постучав, вошли в дверь прокуренного кабинета.

— Мы — электрики, работавшие на монтаже, — без предисловия начал Виктор, обращаясь к какому-то штатскому человеку, сидевшему за столом. — Если вам нужны люди, то запишите нас.

Инженер начал задавать Виктору вопросы, с которыми тот неплохо справлялся, но в это время без стука открылась дверь и ввалилась целая группа офицеров КГБ и надзирателей. Во главе группы шел генерал, начальник всего Управления лагерей.

Мы с Виктором уступили им дорогу и хотели под шум встречи и рукопожатий уйти, но вдруг генерал забасил:

— Почему здесь зэки? Почему у вас зэки по зоне без бригады ходят? — орал он, обращаясь к начальнику нашего лагеря, майору Рыбакову. — Вы что здесь делаете? — кричал генерал уже в нашу сторону.

Я знал, что Виктор, волнуясь, заикается, и поэтому ответил первый:

— Мы пришли по поводу набора людей на электромонтажные работы.

— То есть как это «пришли»? Кто это разрешил ходить самим? — генерал был явно чем-то раздражен и хотел на ком-то сорвать зло. И тут я увидел, что лицо у Виктора преобразилось: передо мной стоял какой-то дегенерат с тупым, бессмысленным лицом:

— А мы не знали, гражданин старший надзиратель... — произнес он, глядя на генерала.

В комнате на секунду воцарилось гробовое молчание, все оцепенели: назвать генерала надзирателем!

— То есть как это... Ты что сказал? — генерал тоже явно растерялся. — Это я — надзиратель?..

Сцена была настолько комична, что стоящие сзади надзиратели и офицеры уже готовы были начать хохотать в кулак; штатский инженер откровенно улыбался.

— А я что, понимаю, что ли? — лицо Виктора становилось все глупее, он так играл «дурака», что любой, не знающий его, поверил бы, что тут стоит деревенский простак. — Я знаю: раз шинель — значит, надзиратель...

— Да ты, дурак, не видишь, что ли?! — генерал бил себя по золотым погонам рукой. — Ты что, генерала не видел, в армии не служил?!

— Не... — отвечал бывший лейтенант Виктор Мэр. — Я в этом не понимаю. Я знаю: если погоны — значит, надзиратель; если погоны золотые — наверно, старший...

С генералом чуть не случился апоплексический удар; он орал, бесновался, топал ногами. Офицеры и надзиратели, не выдержав, смеялись, инженер хохотал.

— В карцер их! На полгода! Я вам покажу!! — генерал захлебывался от злости.

На нас кинулись надзиратели: смех-смехом, но команда дана. И поволокли нас с Витей к вахте, кинули в «воронок», и скоро мы были в жилой зоне. По дороге надзиратели не могли удержаться и, держась за животы от смеха, повторяли: «— ...Это ж придумать: генерала — надзирателем обозвать!»

Вначале я тоже смеялся, а потом сказал:

— Твой «шинный мост» и милая шутка нам боком выйдут.

Но Виктор был непробиваем: он от души наслаждался удачной шуткой и смеялся теперь, как ребенок; сердиться на него было невозможно.

Нас привели в карцер; надзиратели рассказали дежурным солдатам о выходке Виктора, и под новый взрыв хохота нас завели в камеру.

Благодаря тому, что шутка с генералом стала широко известна всем офицерам и надзирателям, к нам отнеслись не совсем обычно: разрешили один матрац на двоих, не забрали телогреек — в карцере теплых вещей не полагается. А примерно через 15 дней пришел офицер, начальник режима лагеря, пошутил, хохотнул в нашу сторону и нашу просьбу о враче удовлетворил:

— Если дадут в санчасти освобождение, идите в барак.

 Это была явная «амнистия». Не теряя времени, мы пошли в барак санчасти, где и была больница. Для проформы доктор Гефен — такой же заключенный, как и мы, — осмотрел нас, проставил повышенную температуру; мы уже хотели уходить, но вошел начальник санчасти, молодой и неопытный врач — офицер, присланный сюда на практику. Вместе с ним вошел какой-то блатной:

— Начальник, больной я, положи в больничку... — гундосил он.

— Да что у тебя болит?

— Так я ж говорю — ложку я проглотил.

— Врешь ты, нельзя ложку проглотить.

— Да проглотил же я ее, начальник...

— Никогда не поверю, врешь ты! — отмахнулся врач.

Но парень уже озирался по сторонам: увидев на столе самопишущую ручку, он подошел, взял ее и, не успел врач ахнуть, как тот проглотил ручку... Врач ошарашенно смотрел на этого человека, не зная еще, что здесь это довольно обычный прием блатных, стремящихся любой ценой попасть в центральную больницу, где можно достать морфий...

— Направьте его срочно на операцию, — обратился врач к Гефену.

А в комнату уже входил следующий «больной» блатной.

— Доктор, «посади на крест», — что на нормальном языке означает «дай освобождение».

— Ты что, болен, что ли? — осторожно спросил военврач.

— Ну, да, болен. Живот болит. — И здоровенный вор приоткрыл бушлат: за поясом у него был заткнут топор...

Мы быстро вышли: подальше от греха!

Глава IX

Мы с Виктором решили выйти на работу: надо было «легализовать» освобождение из БУРа. В бараке нас вечером встретили шутками и объятиями.