Четвертое измерение

В лагере уже многие месяцы ходил слух — «параша» — что КГБ заслал во все лагеря своих крупных сотрудников для выяснения настроений заключенных: ведь к этому времени поговаривали о 90-40 миллионах арестантов, и цифры эти выглядели реально. И вот, КГБ, якобы, хотел проверить настроения этой массы. Но эти сотрудники, как говорили, приезжали без ведома лагерного начальства и их считали обычными политзаключенными. Собрав нужные сведения, эти секретные агенты уезжали также тайно — этап увозил их в Москву. А в нашей штрафной бригаде были два явных мелких стукача: одного я проследил — он шептал что-то надзирателю за углом барака в стройзоне, а второй тоже выдавал себя своим поведением. Оперуполномоченный хотел видеть своих люден и для этого придумал еженедельный вызов всей нашей штрафной бригады: нас вызывали к нему поодиночке в кабинет, находившийся в стройзоне: каждый был по пяти минут. Что говорили стукачи, мы не знаем, а я по опыту убедился, что процедура очень упрощена и сводится к тому, чтобы продержать тебя пять минут.

— Ну, ты знаешь, зачем я тебя вызвал? — говорил капитан Кузнецов, когда я входил и останавливался у порога: к столу подходить запрещалось — нас боялись.

— Не знаю.

— Знаешь.

— Не знаю.

— Врешь, знаешь! Я ведь о тебе все знаю! Все знаю!

— Ну, это дело ваше.

— Да, мое. Вот я и знаю все твои мысли, знаю, с кем и о чем говоришь! Ну, отвечай!

— Мне нечего говорить.

— Ты еще заговоришь у меня!

Такой запугивающий и, в общем-то, бессодержательный разговор шел пять минут, потом капитан смотрел на часы и говорил:

— Иди пока!

И вот, однажды мы сидели с Витей и Семеном, пришедшими навестить меня, когда мы всей бригадой ожидали вызова к оперуполномоченному. Мы сидели и говорили все о том же: как помочь Бондарю и Цыганкову, как развязать себе руки для собственного побега?

И вдруг весь план возник у меня в голове: вначале основная идея, а потом и детали. Несколько минут я сидел, ошеломленный простотой и привлекательностью идеи, а потом рассказал ее друзьям. Оба с сомнением покачали головами.

— Ты только в кондей попадешь с этим блефом, — сказал Семен.

План был прост: я выдаю себя за офицера КГБ, находящегося здесь с секретным заданием (оперуполномоченный ведь тоже знает об этих слухах), и сообщаю, куда бежали Бондарь и Цыганков. Если мне поверят, то охрану стройзоны снимут, и ребята уйдут. Надо «только», чтобы мне поверили.

В этот момент настала моя очередь, и я пошел. По дороге к дверям барака я уже знал: план этот надо выполнить!

Рывком открыв дверь, я свободным шагом пошел к столу офицера. Он, недоумевая, поднялся, но я жестом остановил его и сказал быстро и четко:

— Надеюсь, что вы поймете меня без лишних слов. Мне надоело видеть вашу ежедневную мышиную возню с поисками Бондаря и Цыганкова в стройзоне. Эти бандиты уже в Харькове, живут где-то в районе центрального рынка. Времени у меня для беседы нет, да и не знаю я больше ничего. У меня задачи посерьезнее, чем ваши дела о «промотании портянок». Мои сведения передайте подполковнику Ролику. Но ни в коем случае не ставьте в известность о нашей встрече администрацию лагеря. Все понятно? Мне надо идти.

Офицер примерно с половины моей речи стоял и смотрел на меня вначале с удивлением, а к концу — с восторгом.

Я не знаю вашего имени и звания, но я хочу сказать, что и раньше я гордился работой органов, в которых служу, но теперь... теперь только я понимаю, как работает наше КГБ! — капитан почти захлебывался.

— Хватит. Я спешу. — И я пошел к двери.

— Один вопрос! Как они ушли?

На это у меня был ответ:

— Ваша вахта для вольнонаемных имеет место под окном надзирателя, где легко можно пройти без пропуска, если согнуться. Вот они и ушли, зайдя в хвост очереди уходящих за зону вольных сотрудников.

— Да ведь я же говорил товарищу Ролику об этой возможности! — радостно прокричал капитан Кузнецов.

Действительно, уйти этим путем можно было. Но нужно было, чтобы тебя не продали идущие впереди вольнонаемные... А это было почти исключено. Но в глазах КГБ — все предатели, и они в такой способ побега могут поверить. Мне явно повезло — теперь у меня был союзник: наши взгляды с Кузнецовым на вариант побега совпадали!

— Мне не нужно ваше мнение, — прервал я капитана, — у меня нет времени.

— Но я должен вам сказать, дорогой товарищ, что вы сегодня не только помогли нам, но и себя спасли, подумать только! Я ведь сегодня дал команду Русину и Уличбеку затеять с вами драку и постараться убить. Так хорошо, что я теперь знаю и могу отменить это указание!

— Ни в коем случае! Вы же меня продадите! — я уже тоже кричал.

— А как же быть?

Подумав, я сказал:

— Не отменяйте команды. Но если этих людей принесут полумертвыми в санчасть, не затевайте большого следствия.

— Конечно, конечно, — обрадовался Кузнецов. Я уже шел к двери, но офицер опять остановил меня:

— Может быть, вы что-нибудь еще узнаете о беглецах — сообщите тогда нам!

— Нет, конечно! Я и так жалею, что пришел к вам сегодня: еще не дай Бог чем-нибудь выдадите меня! Больше встреч у нас не будет.

— Но ведь товарищ Ролик захочет вас увидеть?