Четвертое измерение

— Уже уходите? — разочарованно протянул Тропп. — А то пройдемся, поболтаем еще. Если торопишься, мы отвезем вас на машине. Она у меня тут, на стоянке…

Ротаридес заколебался. Домой действительно было еще рано, но… Тропп обозвал его любимого учителя Моравца идиотом. Таким, как Тропп, видите ли, не нравилось, что он старался расширить обычную школьную программу. А разве он, Ротаридес, теперь делает не то же самое? И через десять лет какой-нибудь Тропп… Да разве это важно? Он давно смирился с мыслью, что его лекции интересуют, в сущности, лишь его самого. Не стоит принимать близко к сердцу чужое равнодушие, а то вообще перестанешь мыслить. И он согласился на предложение Троппа.

— Старик, — начал Тропп, разделив конфеты поровну между детьми, — а ты знаешь, что из нашего класса только мы с тобой обосновались в Братиславе? Когда я порой думаю об этой встрече выпускников, ну, что придется о себе рассказать, при случае похвалиться… Ведь каждому любопытно знать, чего добился другой. Верно я говорю?

— Неловко как-то… — пробормотал Ротаридес.

— Не спорю, не спорю, но деваться некуда, так уж заведено… Так вот, мне положена машина, скоро получу место в Генеральной прокуратуре. В таком городе вечно к чему-то стремишься и вечно чего-то не хватает. Здесь надо уметь делать дела. Представь, переехали мы в новый дом, а там полно пустых квартир, на лестнице эхо, как в колодце. Не успели въехать — звонок в дверь, какой-то тип предлагает: «Верчу дырки в панелях, пять крон каждая». Не успел убраться, за ним другой: «Металлические прокладки не желаете?» С четырех комнат запросил четыреста восемьдесят крон… Какой-то старикан, сущая пигалица, предложил образцы табличек на двери и на почтовый ящик… Кто-то обивает пороги специальным пластиком или черт его знает чем… А что из этого следует? — Тропп многозначительно подмигнул и сам же ответил: — У тебя положение, образование, а у тех деляг деньги! Сантехник, автомеханик или мясник на смех тебя поднимут, узнав, сколько лет ты учился и сколько сейчас зарабатываешь! Я, правда, не жалуюсь, оклад мне обещали повысить… Вся штука в том, чтобы ты был нужен полезным людям. Услуга за услугу, верно говорю? Только не всякий, чье богатство вот тут, — он постучал себя пальцем по той части тела, которую в свое время учитель Моравец квалифицировал столь неуважительно, — умеет им распорядиться. Известное дело… Впрочем, стоп! Станьте вон там! Раз уж мы заплатили крону, давайте сделаем несколько снимков.

Ротаридес оторопело встал около какой-то клетки, даже не поинтересовавшись, удачно ли выбран фон, и смотрел, как Тропп расстегивает футляр, из которого показался объектив фотоаппарата «Петри», позволяющего фотографировать без особых хлопот. Он продолжал болтать и устанавливая выдержку:

— В школе нам вдалбливали в головы, что отметки и знания — всё, и мы им чуть было не поверили. Как бы не так! На днях я встретил Ваничка, помнишь, который еле-еле переполз в последний класс, представь — жирует в Союзе потребительских кооперативов… Ты бы видел его новую «симку»! А с другой стороны — наш светоч, Ротаридес, — Тропп продолжал смотреть в видоискатель, — тот самый, который собственными руками сконструировал телескоп, чтобы наблюдать за движением звезд, так вот он трясется в автобусе и воспитывает молодое поколение…

— Ты ведь обо мне говоришь, Тропп. — Фотоаппарат в сотую долю секунды увековечил растерянное лицо Ротаридеса.

— А то как же. Впрочем, извини… Я все испортил, а? Как бы то ни было, в Братиславе устроились только ты, я и Ваничек. Ну разве это не замечательно?

Ротаридес стоял с кислой и недовольной миной, словно при виде ученика, принесшего в школу липовую справку, хотя за версту видно, что подпись родителей подделана.

— Однако пора по домам…

— Ты что, обиделся? Я же пошутил! Неужели тебе неприятно, что мы гордились тобой? — Тропп добродушно обнял Ротаридеса за плечи и примирительно заворковал: — Я тебя понимаю, старик! Ребенок все жилы вытянет, о жене и говорить нечего… Моя благоверная продала мой альбом с марками… А что с твоим телескопом?

— У меня его больше нет, — ответил Ротаридес, сам удивляясь происшедшей в нем какой-то странной психологической метаморфозе. Оба они вернулись памятью на десять лет назад и стали такими, какими были когда-то: Тропп — тщеславным и самоуверенным, ревниво переживающим свои успехи и неудачи, а он, Ротаридес, в свою очередь, нерешительным, замкнутым, всячески скрывающим свой страх перед людьми, мечтателем в маске бескомпромиссного реалиста. Неужели и вправду человек вообще не меняется?

— А пока телескоп был у тебя, ты что-нибудь открыл? — с живым интересом спросил Тропп.