Четвертое крыло

— Лучше не повторяй, — пробормотала Имоджен, — а то он тебя сожрет заживо. И не забывай, если умрет она, крайне вероятно, что умрет и Ксейден.

— Я ему и не запрещаю, просто напоминаю, что стоит на кону, — ответил Гаррик.

Чувствовал ли Тэйрн разрыв между нами? Страдал ли так же, как я? Мог ли быть отравлен и тот меч? Может ли Андарна летать? Или ей нужно спать?

Спать. Вот что нужно мне. Прохладный, блаженный, пустой сон.

— Да мне плевать, что со мной будет! — орал на кого-то Ксейден. — Мы летим — и это приказ.

— Приказывать необязательно. Мы ее спасем. — Это Боди. Кажется.

— Оправдай свое прозвище, борись, Вайоленс, — прошептал мне на ухо Ксейден. Потом — громче, кому-то в стороне: — Нужно доставить ее ему. Мы летим.

Я почувствовала, как он несет меня, но агония от боли, разгоревшейся при движении, пересилила — и я провалилась в темноту.

* * *

Минули часы, прежде чем я снова очнулась. А может, секунды. А может, дни. А может, целая вечность, и я приговорена Малеком к нескончаемой пытке за свое безрассудство — и все же я не могла заставить себя раскаиваться в том, что их спасла.

Возможно, лучше умереть. Но тогда может умереть и Ксейден.

Что бы нас ни разделило, я не хочу, чтобы он умер. Никогда бы не хотела.

Ветер в лицо и ритмичные удары крыльев говорили, что мы в полете, и потребовались все силы, чтобы поднять хотя бы одно веко и увидеть небо над утесами Дралора. Эту огромную пропасть невозможно не узнать. Из-за нее тиррское восстание не только произошло, но и чуть ли не добилось успеха.

Яд обжигал каждую вену, каждое нервное окончание, замедлял сердцебиение. Несмотря на всю иронию судьбы, что я умру от яда — того, чем сама владею мастерски, — я не могла набраться сил, чтобы заговорить, предложить антидот. Да и как, если я даже не знала, чем меня отравили? Всего несколько часов назад я не знала и о существовании вэйнителей в реальном мире — а теперь знала только боль и смерть.

Это был лишь вопрос времени, и у меня его осталось немного.

* * *

Смерть была бы лучше, чем еще одна секунда в этом теле-костре, но, видимо, на эту милость я могла не рассчитывать, проснувшись вновь.

Воздух. Мне не хватало воздуха. Легкие силились вздохнуть.

— Уверен? — спросила Имоджен.

Каждый шаг Ксейдена отдавался новой волной агонии, разбегавшейся от бока по всему телу.

— Хватит, блин, спрашивать! — сорвался Гаррик. — Он принял решение. Или помогай, или вали на хрен, Имоджен.

— И это плохое решение, — возразил кто-то.

— Когда у тебя будет сто семь шрамов на спине, Киаран, тогда и примешь получше, — огрызнулся Боди.

Вдруг прогремел рев Тэйрна, напугав меня, и я вздрогнула, только усилив и так неописуемую пытку.

— Что это он? — спросил откуда-то слева Гаррик.

— Если вкратце, он сказал, что зажарит меня, если ничего не получится, — ответил Ксейден, прижав меня крепче.

Видимо, эта часть нашей связи еще действовала. Я припала щекой к его плечу — и клянусь, почувствовала поцелуй на своем лбу, хотя этого не могло быть.

Нельзя хранить секреты от того, кто для тебя важен, тем более секреты, что в любую секунду могут стоить мне жизни, если судить по заикающемуся биению сердца.

Оно с трудом качало жидкий огонь, прижигающий вены.

Боги, лучше бы он просто дал мне умереть.

Я это заслужила. Из-за меня погиб Лиам. Я такая слабохарактерная, что даже не догадалась, что Даин использовал мои же воспоминания против меня — и против Лиама.

— Ты должна бороться, Ви, — шептал Ксейден у моего лба. — Можешь ненавидеть меня сколько хочешь, но только когда очнешься. Можешь кричать, бить, бросаться в меня своими долбаными ножами — плевать, только живи. Ты не можешь просто так заставить меня влюбиться, а потом умереть. Ничего из этого неважно без тебя. — Он говорил так искренне, что я почти поверила.

Ровно из-за этого я здесь и оказалась.

— Ксейден? — окликнул знакомый голос, но я не могла его узнать.

Может, Боди? Кто-то из второкурсников? Столько незнакомцев. И ни одного друга.

Лиам мертв.

— Ты должен ее спасти.

Глава 39

Все вы трусы.

Последние слова Фена Риорсона (отредактировано)

Ксейден

«С ней все будет хорошо», — голос Сгаэль звучал нежнее, чем во все те разы, когда она снисходила до разговоров со мной. Но ведь она и выбрала меня не потому, что меня нужно утешать. Она выбрала меня за шрамы на спине и за тот простой факт, что я — внук ее второго всадника, того, кто не пережил квадрант.

«Ты не знаешь, будет или не будет. Никто не знает».

Прошло три дня, а Вайолет так и не очнулась.

Три бесконечных дня в этом кресле, на грани между разумом и безумием, не спуская глаз с ее поднимающейся и опускающейся груди, чтобы знать, что она еще дышит.

Мои легкие наполнялись только вместе с ее, а время между ударами моего сердца занимал острый всепоглощающий страх.