Четвертое крыло

— А еще мы не настолько крупные, чтобы привлекать внимание писцов. Мы не прячемся. Просто… не афишируем свое существование. — Именно поэтому все здесь еще формально… мое. Знать не торопилась тратить деньги на выжженный город и платить налоги за бесполезную землю. В конце концов они заметят. В конце концов я ее лишусь. А потом лишусь головы. — Я расскажу тебе все. Только спрашивай.

Она напряглась.

— Сейчас скажи только одно.

— Что угодно.

— Скажи… — она, содрогнувшись, вздохнула. — Лиам правда мертв?

Лиам. Мои ребра пронзил новый укол скорби. Мгновения текли в молчании, пока я искал подходящие слова, но их не было, и я просто достал из кармана недавно законченную им фигурку Андарны размером с ладонь.

Она повернулась ко мне, тут же уставившись на фигурку, и на ее глазах показались слезы.

— Это я виновата.

— Нет. Я. Если бы я рассказал тебе раньше, ты была бы готова. Ты бы наверняка сама нас научила с ними бороться, изучив книги. — Моя душа разрывалась снова при виде того, как она утирала ручейки слез. Я положил фигурку ей в ладонь. — Я знаю, что надо было ее сжечь, но не смог. Мы похоронили его вчера. Ну, остальные. Я ни разу не выходил из этой комнаты. — Наши взгляды столкнулись, всеми фибрами души хотелось потянуться к ней, но я знал, что сейчас я последний, у кого она будет искать утешения. — Я ни разу не покидал тебя.

— Что ж, ты прямо заинтересован в моем выживании, — бросила она с саркастичной улыбкой и все еще стоящими в глазах слезами. — А теперь дай мне одеться — и мы поговорим.

— Выгоняет меня из собственной комнаты, — я испробовал тот саркастичный, дразнящий тон, за которым так легко было от нее прятаться, но тут же перестал и уточнил. — Из новой.

— Живо, Риорсон.

Я не удержался и поморщился, как от удара. Она никогда не называла меня по фамилии. Может, не любила вспоминать, что я сын Фена Риорсона и что причинил ее семье мой отец, но для нее я всегда оставался Ксейденом. Это изменение напоминало бездонную пропасть, смертельный удар.

— Ванная там, — я показал на противоположный конец комнаты и направился к выходу, закинув меч на плечо.

Мой кузен, привалившись к стене, беседовал с Гарриком, который щеголял новым здоровенным шрамом от виска до подбородка, но, когда я закрыл за собой дверь, оба замолкли, напрягшись. Гаррик выпрямился во весь рост.

— Очнулась.

— Слава Амари, — сказал Боди, расслабив плечи.

Его рука все еще на перевязи, восстанавливалась после четырех переломов из-за боя с вэйнителями.

— Ей придется выбирать. — Я посмотрел на Гаррика, заметив в его глазах тревогу. Он уже говорил, что верит — она сохранит наш секрет. А эта тревога — из-за моего состояния, если она не простит, что я не рассказал ей раньше. — Либо она сохранит секрет, либо нет.

— Это уже предстоит узнавать тебе, — ответил он. — А потом учить, как скрывать мысли от Аэтоса, если она согласится.

— А что с летунами?

— Сирена жива, если ты об этом спрашиваешь, — ответил Боди. — Как и ее сестра. Но вот остальные…

Он покачал головой.

Хотя бы они выжили. И теперь, когда Вайолет проснулась, я наконец мог дышать.

— Вы уже выяснили, что за шкатулку Шрадх вынес на спине из Рессона?

Дракон Гаррика был особенно чуток к рунам, и благодаря ему мы нашли и извлекли из-под обломков часовой башни маленькую железную шкатулку.

— Над этим сейчас работают. Надеюсь, получим ответ в следующие пару часов. Я рад, что она цела, Ксейден. Пойду передам остальным. — Гаррик кивнул и развернулся.

Надо сказать, что он знал замок едва ли хуже меня, учитывая, что здесь он проводил каждое лето до отречения — или отступничества, как наваррцы прозвали папино восстание.

Забавно, что люди переименовывают все, что им не нравится. Мы утратили веру, что наш король когда-нибудь поступит правильно. А предателями прозвали нас.

Боди наморщил нос.

— Чего?

— От тебя несет, как из драконьей задницы.

— Отвали. — Я рискнул принюхаться и не смог поспорить. — Теперь я живу у тебя.

— Для меня это честь!

Я показал средний палец и направился к нему в комнату.

* * *

Через час я, чистый и нетерпеливый, ждал у дверей своей комнаты с новой летной формой, пока Боди старался как умел поднять мне настроение, и наконец Вайолет открыла дверь.

Я чуть язык не проглотил при виде ее распущенных мокрых волос, завивающихся чуть ниже груди. Не понять, почему из-за этих серебристых локонов хочется трахнуть ее на месте, да и когда понимать — все мои мысли были о том, чтобы сдержаться и не наброситься на нее.

Она существует — и я возбуждаюсь. За прошедший год я просто смирился с этой истиной.

Боди ухмыльнулся, прямо как моя тетушка:

— Рад видеть тебя живой-здоровой, Сорренгейл, — потом хлопнул меня по плечу и направился прочь, оглянувшись через плечо. — Я пока за запасным планом. Удачи.

Боги, как же хотелось сгрести ее в охапку и любить, пока она не забудет все, кроме того, как хорошо нам вместе, но, уверен, теперь это последнее, чего она хотела.

— Заходи, — сказала она тихо, и у меня застучало сердце.

— Если приглашаешь.

Я вошел, мучаясь от недоверия в ее глазах.

Поверит мне Вайолет или нет, я ей никогда не лгал. Ни разу.