Моя грудь вздымалась, легкие горели, но я поднялась на ноги. Теперь я была на последнем пролете, последней ступени на пути к летному полю. Передо мной возвышался деревянный пандус, на десять футов отходивший от стены утеса, а затем загибавшийся вверх, как внутренняя часть чаши. Его самая высокая точка была на одном уровне с вершиной. На десять футов выше, чем я сейчас.
Препятствие было предназначено для проверки способности кадета преодолеть переднюю лапу дракона и добраться до седла. Для чего я, опять же, слишком мала ростом.
Но слова Ксейдена о том, что правильный путь не единственный, звучали в моей голове всю прошедшую ночь. И к тому времени, когда взошло солнце и прогнало тьму, у меня уже был план.
Осталось лишь надеяться, что я смогу его осуществить.
Я вытащила из ножен свой самый большой кинжал — из тех, что принесла сюда в День призывника, — и вытерла пот на лбу тыльной стороной грязной ладони. Затем я забыла об огне в руках, о пульсации в плечах и о том, что коленом не слишком удачно приземлилась после прохождения столбов. Я заблокировала боль, заперла ее за стеной, как делала всю свою жизнь, и сосредоточилась на рампе, как будто от ее прохождения зависела моя жизнь.
Хотя… Так оно и было.
Здесь уже не было веревок. И был лишь один способ преодолеть подъем. Только гребаная воля.
Так что я бросилась бежать, используя скорость в своих интересах.
Мои ноги стучали о пандус, а подъем становился все более крутым. То, что я не преодолевала это препятствие лично, вовсе не значит, что я не видела, как мои товарищи по отряду проходили его снова и снова. Я бросила тело вперед, и импульс понес меня вверх.
Я ждала до последнего, пока не почувствовала тот самый сакральный сдвиг, момент, когда гравитация дернула мое тело вниз почти в двух футах от вершины, и тогда я взмахнула рукой и вонзила кинжал в скользкое, мягкое дерево пандуса — чтобы использовать его как опору для последнего рывка.
Из моего горла вырвался первобытный крик, а плечо буквально взорвалось болью, когда пальцы вцепились в край рампы. Я сжала зубы и закинула наверх локоть, чтобы получить больше рычагов, и подтянулась, используя рукоять кинжала в качестве последней ступеньки перед самой вершиной.
Но я еще не закончила.
Лежа на животе, я повернулась лицом к пандусу, затем перегнулась через край, выдернула кинжал и убрала его в ножны на ребрах, прежде чем, пошатываясь, встать на ноги. У меня получилось. Облегчение единым глотком высосало адреналин из моего тела.
Тут я почувствовала, как руки Рианнон обхватывают меня, принимая на себя мой вес, пока я задыхалась. Ридок же обнял меня со спины, так, что я почувствовала себя начинкой для сэндвича, и орал от счастья. В других обстоятельствах я бы запротестовала, но сейчас только эти двое и держали меня на ногах.
— Она не имела права так делать! — надрывался кто-то.
— Да, но она только что это сделала! — бросил Ридок через плечо и наконец ослабил хватку.
Мои колени дрожали, но все же не подгибались. А я хватала воздух, вдох за вдохом.
— У тебя получилось! — Рианнон взяла мое лицо в ладони, слезы наполнили ее карие глаза. — У тебя получилось!
— Повезло. — Я сделала еще один вдох и взмолилась своему бешено несущемуся куда-то сердцу, прося его замедлиться. — И. Адреналин.
— Это жульничество!
Я повернулась на голос. Это оказалась Эмбер Мэвис, рыжеватая блондинка и командир Третьего крыла, которая в прошлом году стала близкой подругой Даина. Сейчас на ее лице не было ничего, кроме ярости. Она бросилась к Ксейдену, который стоял всего в паре футов от нее со свитком и со скучающим видом отслеживал время по секундомеру.
— Назад, Мэвис, — угрожающе сказал Гаррик, вклиниваясь между Эмбер и Ксейденом.
Солнце блеснуло, отражаясь от двух мечей у него за спиной.
— Эта мошенница использовала запрещенные предметы, причем дважды! — прокричала Эмбер. — Этого нельзя терпеть! Мы живем по правилам или умираем по правилам!
Неудивительно, что она и Даин нашли общий язык — они оба влюблены в Кодекс.
— Мне не нравится, когда кого-то в моей секции называют мошенником, — предупредил Гаррик и развернулся так, что его массивные плечи закрыли Эмбер от взоров остальных. — И командир моего крыла способен разобраться с нарушением правил
Потом Гаррик шагнул в сторону, и я встретилась взглядом с синими глазами Эмбер.
— Сорренгейл? — спросил Ксейден с явным вызовом, выгнув бровь и занеся кончик ручки над свитком.
Я уже не в первый раз заметила, что, кроме эмблем Четвертого крыла и командира крыла, он не носил нашивок, которые так любили демонстрировать остальные.
— Я ожидаю тридцатисекундного штрафа за использование веревки, — ответила я и почувствовала, как дыхание наконец выравнивается.
— А нож? — Эмбер сузила глаза. — Она дисквалифицирована.
Когда Ксейден не ответил на это, она перевела взгляд на него.
— Конечно, она вне игры! Ты не можешь терпеть беззаконие в своем собственном крыле, Риорсон!
Но взгляд Ксейдена не отрывался от моего лица. Он ждал моего ответа.