Четвертый батальон

— Я не верю тому, что мавр ничего не боится, — сказал как-то Луканди, — таких храбрецов нет. Все были трусами, и храбр только тот, кто преодолел в себе трусость. Вот мы с вами, — заключил, смеясь, капитан, — теперь смельчаки, а ведь чего таить, трусили, как и все.

Четвертый батальон отбивал уже пятую атаку марокканцев.

— Вот видите, — шутил Фелисе Луканди, — вот видите, как металлисты, крестьяне и студенты заставляют генералов менять тактику…

Да, мы это видели. «Непобедимая» марокканская конница, грозившая прогарцовать по асфальту Мадрида, неожиданно переменила «профессию». После первого же нашего удара кавалеристы стали пехотинцами. Спешившись с коней, они не совсем хорошо чувствовали себя на этой земле под нашим обстрелом.

Второй день шли бои за Навальпералем. Мы не отступали ни на шаг. Колонна Мангады в те дни покрыла себя неувядаемой славой. Бойцы получали приветы и поздравления трудящихся столицы. Салинас, наш артиллерист, был уже с нами в траншеях. С пушки он перешел на пулемет, так как небольшой запас снарядов нашего батальона давно уже растаял. По той же причине молчала и мортира. Мы отражали атаки марокканцев с помощью одних винтовок, трех пулеметов, штыков и гранат.

Сотни трупов марокканских солдат лежат перед нашими окопами. Ветер разносит невыносимый запах тления. Мертвые, они кажутся еще более громадными. Маленький Гафос сокрушается:

— И нужно им было ехать так далеко за смертью.

В его глазах неожиданно вспыхивает надежда:

— Может быть, живые досмотрят на своих товарищей, и им захочется вернуться домой.

Но тысячи новых марокканцев шли в атаку. Мы видели, как они перепрыгивали через тела своих убитых товарищей, словно это были естественные препятствия, лежавшие на их пути.

В эти дни непрерывных атак никто из нас не спал. Наступали третьи сутки без сна и пищи. Была безлунная ночь. Нам, молодым бойцам, казалось, что к окопам со всех сторон ползут марокканцы.

С вечера Луканди подбадривал нас:

— Эта ночь последняя.

После этой ночи он обещал нам переход в контратаку, взятие Авилы, богатые трофеи, сулил батарею Салинасу, десятки пулеметов Дельбалю.

— Не спать, — проходя по траншеям, с отцовской нежностью говорил он.

В три часа ночи возобновилась атака. Мы беспорядочно стреляли, не видя врага и угадывая его только по длинным и неуклюжим теням. И когда он приблизился к нашим окопам, мы услышали громкий голос Луканди:

— На крыльях, друзья!

У нас еще не было опыта рукопашных схваток, но мы стремительно, выскакиваем из окопов и, как один, бросаемся навстречу врагу.

— Песню! — требует капитан, и мы откликаемся огненными словами «Красного знамени», которые заставляют еще сильнее стучать наши сердца и ускоряют шаг. Мы несемся со штыками и песней, и кажется, что в одно мгновение отбиваем мавров. Четвертый батальон располагается у новых укрытий, в пятистах метрах впереди старых окопов.

Марокканцы рядом с нами. Они укрываются за, камнями и баррикадируются трупами своих товарищей. Никто не стреляет. Мы, как и враг, терпеливо выжидаем рассвета. Но около пяти часов мы решаем испробовать то, что много раз проделывал враг — перейти в наступление. Это была первая наша контратака. Марокканцы не ожидали ее. Беспощадные в своем сокрушительном и неповторимом броске, мы устремляемся к баррикадам врага и забрасываем его гранатами. На одном дыхании мы пробегаем расстояние, отделяющее нас от мавров, и через несколько минут лежим за новыми укрытиями.

Весь день не раздалось ни одного выстрела. Вокруг стояла полная тишина. Мы были так обессилены, что даже звук голоса утомлял нас. Луканди разрешил спать. Уткнувшись в одеяло, мы прилегли за камнями, охраняемые зоркими часовыми.

После сна бойцы привели себя в порядок, распределили продукты, найденные в кожаных сумках марокканцев, отправили раненых в Навальпераль, подсчитали небольшие трофеи и пополнили запас патронов.

В восемь часов вечера, когда уже смеркалось, из-за пригорка в пятистах метрах от нас появилось несколько марокканцев. Они стояли, высоко подняв руки. У них не было никакого оружия. Мы не стреляли. Мавры медленно пошли в нашу сторону, не опуская рук. И когда кто-то из нас приветливо им крикнул, — ведь это были перебежчики, — они обернулись и кого-то позвали. Вскоре к ним присоединилось человек двести. Это было радостное зрелище. Марокканцы шли с поднятыми руками и, коверкая испанский язык, кричали:

— Братья, мы — красные!

Четвертый батальон ликовал. Бойцы вышли из-за укрытий, бросали вверх шапки и дружно кричали:

— Идите к нам, братья!