Но Салентайна беспокоило телевещание. Эфир принадлежал государству, и компании могли лишь арендовать у него определенные частоты. Телестанциям для работы требовались лицензии. Салентайна и раньше удивляло, что государство позволяет частным компаниям получать колоссальные прибыли, не облагая их значительным налогом. И его начинало трясти при мысли о том, что пост главы Федеральной комиссии по связи займет жесткий человек, который будет проводить скрупулезно политику Кеннеди. Сие означало, что и обычное, и кабельное телевидение могло забыть о нынешней вольнице.
Луи Инч, хотя и состоял в Сократовском клубе, восхищался президентом Кеннеди. И хотя в Нью-Йорке его ненавидели, как никого другого, предложил восстановить разрушенные кварталы. Разобрать завалы и разбить на их месте парк с мраморными монументами. Инч даже соглашался на оплату всех работ по себестоимости, без всякой для себя прибыли, и обещал уложиться в шесть месяцев. Слава богу, уровень радиации поднялся на незначительную величину.
Все понимали, что Инч справится с этим делом гораздо лучше любого федерального ведомства. А он знал, что не останется без прибыли, потому что всю работу будут выполнять субподрядчики, принадлежащие его империи. Не говоря уже о рекламе, которую обеспечит ему проведение этой акции.
Инч уже был одним из богатейших людей Америки. Его отец всего лишь строил дома, сдавал их жильцам, потом стремился выселить их, чтобы построить новый дом, с более дорогими квартирами. Мастерству подкупа городских чиновников Луи Инч учился, сидя на колене отца. Потом, вооруженный университетским дипломом по менеджменту и юриспруденции, он подкупал уже не мелкую сошку, а членов городских советов, президентов городских районов и даже мэров.
Именно Луи Инч боролся в Нью-Йорке с законами по контролю арендной платы, именно Луи Инч руководил строительством небоскребов по периметру Центрального парка. И теперь парк взяли в стальное кольцо, в котором проживали брокеры Уолл-стрит, профессора ведущих университетов, знаменитые писатели, популярные артисты, шеф-повара самых дорогих ресторанов.
Многие общественные организации возлагали на Инча ответственность за чудовищные условия жизни в Верхнем Ист-Сайде, Бронксе, Гарлеме, на Кони-Айленде, вызванные тем, что в процессе перестройки Нью-Йорка он снес многие кварталы вполне приличных жилых домов. Он же препятствовал новому строительству в районе Таймс-сквер, скупая через подставных лиц тамошние ветшающие дома. На обвинения Инч отвечал: наскакивают на него те люди, которые, увидев у тебя ведро говна, потребуют отдать им половину.
Зато Инч поддерживал городские законы, требующие от домовладельца сдавать квартиры всем желающим, независимо от национальности, цвета кожи и вероисповедания. Он произносил речи в поддержку этих законов, потому что они помогали ему вытеснять с рынка мелких домовладельцев. То есть домовладельцу, который мог сдать только верхний этаж и/или подвал своего дома, приходилось пускать пьяниц, шизофреников, шлюх, насильников, карманников. Естественно, эти домовладельцы скоро теряли интерес к бизнесу, продавали дома и переселялись в пригороды.
Но Инчу было мало достигнутого – он стремился к большему. Миллионеров в Америке было видимо-невидимо, число миллиардеров перевалило за сотню, в которую входил и Инч. Ему принадлежали автобусные компании, отели, крупная авиакомпания. Ему принадлежали один из самых больших отелей-казино в Атлантик-Сити, жилые дома в Санта-Монике, штат Калифорния. Вот эти дома и доставляли Инчу множество хлопот.
Луи Инч вступил в Сократовский клуб, рассчитывая на то, что его могущественные члены помогут ему решить проблемы, возникшие в Санта-Монике. Поле для гольфа действительно прекрасно заменяло стол переговоров. Организм получал столь необходимую физическую нагрузку, настроение поднималось от добродушных шуток гольфистов, а на одной из последних лунок заключались важные соглашения. Причем ни самый дотошный следователь какой-нибудь комиссии Конгресса, ни самый пронырливый журналист не смогли бы обвинить игроков в преступных намерениях.
Сократовский клуб во многом оправдал надежды Инча. Он завязал дружеские отношения с людьми, которые контролировали экономику и политику Соединенных Штатов. Только став членом Сократовского клуба, Инч смог присоединиться к денежной гильдии, которая могла купить конгрессменов от целого штата. Разумеется, купить не душу и тело, в Сократовском клубе такие абстракции, как дьявол и бог, добро и зло, добродетель и грех, были не в чести. Нет, речь шла о политике. То есть ничего невозможного от конгрессменов не требовалось. Случалось, что конгрессмену, чтобы добиться переизбрания, приходилось голосовать не так, как хотелось покупателю. В девяноста восьми случаях из ста нужные конгрессмены все равно переизбирались, однако оставались два процента, которым приходилось прислушиваться к голосу избирателей.