Да и сам вагон сиял изнутри, как новогодняя елка ярким электрическим светом, зеркалами и красными ковровыми дорожками вдоль коридора. Двери купе были открыты, в них горел мягкий спальный свет. Поезд тронулся через две минуты после того, как носильщики занесли вещи в вагон. Веселый проводник в фирменном кителе пронес по вагону дымящийся коричневый чай и еще горячие бублики. На просьбу Пузанского насчет чего-нибудь покрепче он откликнулся мгновенно, принеся из «служебки» бутылку смирновской водки и четыре рюмки, а принимая деньги, выписал зачем-то счет.
— Вы особенно не располагайтесь, — предупредил он на всякий случай. — От Бологого до Питера поезд идет два часа десять минут.
— Не может быть, — воскликнул Пузанский и попросил заменить рюмку стаканом.
Практически весь двухчасовой путь до Санкт-Петербурга Луций не отрывался от окна. Поезд мчался со скоростью более двухсот километров в час и нигде не останавливался. Однако и на такой скорости можно было разглядеть точно списанные с картинки хутора с обнесенной высокой изгородью ухоженной землей, стада пестрых коров на пригорках. В гигантском плоском круге, образованном десятком равномерно удаленных друг от друга холмов, он увидел целое море белого пуха и перьев. Это паслись буквально тысячи гусей. Чем ближе к Питеру, тем реже становились кусочки леса и тем чаще, почти вплотную друг к другу, располагались деревни и поселки.
Контраст с неухоженной, разграбленной, дикой Московией был так разителен и ярок, что Луций обхватил голову руками и застонал. В пустом вагоне, где только храп Пузанского и тихое посапывание брата разрывали тишину, он стал мучиться вопросами, вставшими перед ним со всей наглядностью. И Петербургская и Московская губернии были частями одной монархии, жили там люди одной крови, почему же так разнилась земля и порядки. Однако времени поразмыслить у него не было. Поезд влетел в сияющий огнями, несмотря на дневное время, вокзал. Откуда-то раздалась тихая музыка. На перроне не было никого. Только два одиноких Носильщика сидели в своих электрокарах и курили.
Луций разбудил своих попутчиков, уложил вещи и вышел на перрон. Тотчас подошел к нему тихий, неприметный человечек в пенсне и длинном сюртуке, как в старых фильмах, и попросил вернуться назад. Он прошел вслед за Луцием к купе и там, раскланиваясь, с тысячами извинений, выписал на всех троих пропуска, объясняя при этом, что без таких разноцветных бумажек, регламентирующих время пребывания в городе, появляться на центральных улицах нельзя.
— А поскольку жить вы будете в самом центре в знаменитом «Англетере», — добавил он строго, — то не вздумайте пропуска потерять. Проверки здесь весьма строги. Впрочем, поймете сами.
Человечек подошел к окну и постучал. Тотчас сидящий напротив водитель автокара выскочил из него и вбежал в вагон. Не говоря ни слова, подхватил он два пузатых чемодана Пузанского и куцый рюкзачок братьев и потащил их к выходу.
— До встречи, — сказал вежливый человечек и удалился.
Луций подхватил узелок с продовольствием и бросился к выходу, чтобы не упустить носильщика. Пузанский и Василий последовали за ним. Однако носильщик и не вздумал скрываться. Он медленно покатил кар по перрону, следя, чтобы владельцы вещей не слишком от него отставали. Только подошли они к выходу, как их обступила группа веселых загорелых мужчин с фирменными надписями на фуражках «Такси». Носильщик, не спрашивая, кивнул одному из них и повез вещи к сияющему голубому мерседесу с надписью «Турбо» на боку.
— На такси, — изумился Пузанский, — мы что, в гроб приехали ложиться? Надо же такое придумать. Такси?!.
Однако носильщик уже переложил чемоданы в багажник и почему-то, не ожидая вознаграждения, удалился.
— Это безумие, — сказал Луций. — Лучше пойдем пешком. Только самоубийцы ездят на такси.
Таксист, молодой кучерявый парень, уже сел на свое водительское место и теперь с недоумением смотрел на шушукающихся пассажиров. Наконец Луций направился к багажнику с твердым намерением отбить свои вещи, хотя и понимал, что с бандой таксистов ему не совладать. Он внезапно вспомнил, что даже не заметил, куда подевались бойцы охраны, так эффектно доказывающие свой профессионализм на протяжении длинного пути из Москвы, но в это время к ним подошел новый знакомый, видимо, наблюдающий за их передвижением.
— Это не Москва, — сказал он безо всякого выражения. — Здесь таксисты организованы в профсоюз, а не в банду. И их функция — перевозка пассажиров, а не грабеж, разбой, насилия и убийства по заказу. Так что можете без опасений к нему садиться.
Он подошел к раскрытому окну такси и что-то протянул водителю. Тот принял ассигнацию с благодарностью, выскочил из машины и распахнул перед Пузанским дверцу.