Четвертый Рим

— И причем совершенно бескорыстно, — язвительно добавил Луций. — Темная ты лошадка, Никодим, и ночевать ты здесь не будешь. Но тебе чего-то от нас надо, и ты это «что-то» выложишь за милую душу, когда тебя подопрет. Василий, — позвал он брата, — что зря стоишь, слушаешь тут, давай-ка покушаем.

— А выпить ничего нет? — хладнокровно спросил Никодим. — Сходил бы ты к Пузанскому, авось его холодильник покруче твоего. Ты себе даже не представляешь, с каким трудом я сюда пробирался. Думал, живым не выйду.

— А зачем, собственно? Встретиться со старым другом? Да кто тебе поверит? Что же тебя заставляет так мчаться за мной в Питер? Как ты затесался в солдаты охраны? Ты думаешь, что держишь меня на крючке, только не считай меня идиотом.

— Держу, ох как держу, — охотно согласился Никодим..

— Только родители твои, если уж начистоту, тут ни при чем. Это не замануха. Я их помню еще с первого класса и на них не спекулирую. А есть под тебя крючок. Ох, надежный, не сорвешься. Иди, брат, за водкой, а мы пока с брательником твоим о его учебе потолкуем.

Едва Луций вышел, а Василий разделался с очередным пирожным, вовсе испортив себе аппетит, как Никодим подсел к нему совсем близко, полуобнял и спросил, как бы забавляясь:

— Ну-ка поведай мне, дружок Васюта, как же вы оружие вырыли из земли, а всех его владельцев в землю положили?

5. ИСААКИЕВСКАЯ ПЛОЩАДЬ

На другой день, оставив Никодима отсыпаться в номере, братья спустились к Пузанскому.

Перед этим у Луция с Никодимом снова произошел весьма неприятный разговор, когда Никодим попросил у него пропуск, чтобы, по его словам, прошвырнуться по магазинам и купить все новое. Луций отказался наотрез и напомнил Никодиму, что тот говорил о громадном количестве знакомых во всех слоях петербургского общества. На что тот резонно отвечал, дескать, в солдатском мундире ему не только до сливок общества не добраться, но из отеля не выбраться. В конце концов Никодим достал неизвестно откуда толстую пачку денег и отдал ее Луцию, чтобы тот купил ему новой одежды.

Пузанский был не один. Маленький седенький мужчина нахохлился напротив него в кресле и изучающе разглядывал грузного посланника из варварской Москвы.

— Мы обыкновенно хотим Россию вылепить по какому-нибудь диковинному историческому образцу, — втолковывал Пузанскому гость, даже не обернувшись к вошедшим, — а великие русские мыслители девятнадцатого — двадцатого веков Бердяев, Лосев, Антонов и другие давно осознали, что задача-то заключается в том, чтобы понять Божий замысел для нашей матушки-землицы. И все наши попытки сделать по-своему, не считаясь с волей Божьей, приводят к смехотворно-печальным результатам, а то и вовсе трагическим исходам.

В свою очередь Пузанский вельможно кивнул братьям на диван, после чего и незнакомец присоединился к приветствию. Отсевшие в конец комнаты братья невольно оказались привлечены к беседе.

— Согласен с вами, что в истории действует промысел Божий, но он реализуется через людей, и пусть человек безразличен Богу, сие не означает необходимости страдать второй век подряд. И сколько длиться сему? — не сказать чтобы очень горячо заинтересовался Пузанский.

— Истинно верны ваши слова, — обрадовался гость, — и народ как личность часто, как мы, скажем, в тысяча девятьсот семнадцатом и нынешнем две тысячи пятом году, стоит перед выбором и не всегда выдерживает испытания. Сегодня человечество уже окончательно осознало, что идет к своему концу, но при этом палец о палец не ударяет ради собственного спасения. Почему же ни один живущий не страждет делать выбор между добром и злом? Даже слаборазвитые страны третьего мира промеряют жизнь по западным стандартам. А Запад не может найти выход из трясины мамоны, потому что у него нет для этого духовной основы. Потребительская западная цивилизация, которую у нас отвергали еще двадцать лет назад, а теперь продались ей со всеми потрохами, выросла на чуждой русской душе религиозной основе. Например, у ряда протестантских вероисповеданий, таких, как кальвинизм или другие, не говоря уже о мормонах, существует учение о предопределении. Согласно ему, человеку уже при рождении уготовано, куда он попадет: в ад или в рай. И вы, конечно, понимаете, что там богатство — благо; соответствующим образом осуществляется и бронирование мест в раю, а долг человеческого бытия — приумножение капитала любыми средствами. Когда по Христу — понимаю, не мне вам говорить об этом, но не могу удержаться — легче верблюду пройти через игольное ушко, нежели богатому попасть в Царство Небесное.