Четыре дня в начале года тигра

В конце концов Аманг встал и вперевалку покинул палату. Это было воспринято как сигнал расходиться. Толпа уменьшалась, один за другим сенаторы уплывали прочь. Было четыре часа утра. Но на председательском месте над опустевшим залом все еще восседал в своем кресле Маркос, охраняя стол, а часы по-прежнему показывали какой-то призрачный, давно минувший час. Если когда-то кого-то спасали часы, то таким человеком был Маркос в ту ночь. «Либералы доказали свое вероломство», — говорил сенатор Толентино, имея в виду трюк с часами. По молчаливому соглашению, утверждает он, к часам, остановленным во время сессии sine die, нельзя прикасаться до конца заседания. Когда остановленные сенатские часы вновь запустили без согласия палаты, был совершен акт вероломства. Этот трюк, не исключено, сыграет роковую роль для парламентской увертки, именуемой sine die. Тем самым было продемонстрировано, что временем sine die можно манипулировать для обретения преимуществ и на страх врагам, так что теперь надо поразмыслить, стоит ли прибегать к жульничеству со временем, пусть и из самых благих побуждений. Если все это выльется в осознание того, что sine die есть мошенничество, пусть и узаконенное, то фиаско, которое потерпел сенат ни прошлой неделе, принесет добрые плоды.

ТРУДНАЯ НОЧЬ ТОНИ АГПАОА

© 1977 by Nick Joaquin

Лонг-Бич — «Длинный пляж» в Баванге, провинция Ла-Уньон, давно утратил свое обрамление из пальм; вместо них протянулся целый ряд здравниц, признанных превратить побережье в тропическую Ривьеру. Местность к тому располагает. Сразу за пляжем возвышаются неровные уступы гор, на которых скоро разместятся там и сям виллы; и если для элегантности тут недостает белого песка, то вода здесь такая же голубая, как в самых изысканных уголках Средиземноморья.

Роскошная полоса пляжа недалеко от Табачной дороги стала на прошлой неделе полем битвы в извечной войне между верой и наукой, хотя противники тут в некотором роде поменялись ролями. Консервативная осмотрительность, мощь признанного закона были на стороне того, что мы, во избежание грубого слова, назовем наукой; а вот устремленность в неизвестное, смелость экспериментаторства были на стороне того, что следует именовать — опять-таки не желая никого унизить — предрассудком. В сущности, представители науки утверждали, что законы, управляющие миром, установлены раз и навсегда, и если уж они поклялись защищать существующее знание, то клятва запрещает им даже заглядывать за пределы дозволенного, в сферу тайны, в сферу безумия. Фактически они защищали застывший мир Великого инквизитора, тогда как их простаки-оппоненты на этот раз повторяли кредо еретической науки: «А все-таки она вертится!»

Тут вот что разочаровывает: обе стороны — одна столь боязливая, другая столь уверенная в себе — так и не сошлись в честном бою, так ничего и не разрешили; пожалуй, теперь позволительно сомневаться и том, что знахарство существует только по одну сторону экзаменационного стола — и это все. Вопрос не в том, помогает лечение верой или нет: вопрос в недопустимости ситуации, при которой наука высокомерно цепляется за букву закона, а ее оппоненты, обвиняемые в реакционности и обскурантизме, отстаивают дух свободного исследования.

Битва на Лонг-Бич началась с прибытия ста десяти американских паломников, жаждавших чуда, поскольку почти все они были хромые, изувеченные, изъязвленные, парализованные, душевнобольные, истощенные и недужные до такой степени, что им и могли помочь ни лекарства, ни хирургическое вмешательство. А чудом, которого они алкали, было исцеление от рук филиппинского «хилера» Антонио Агпаоа — для них же просто Тони. Прибывать в Лонг-Бич они начали рано утром в пятницу, шестого октября, и еще не успели разместиться, как закон, по словам прессы, тут же «взял их след».

Баванг, где порядок и так поддерживала жандармерия, получил, по слухам, пополнение жандармов — якобы с целью обеспечения безопасности паломников; но паломники так перепугались, увидев множество вооруженных людей, что владелец курорта, где они разместились, приказал своим частным охранникам переодеться в штатское, чтобы уменьшить число мундиров.