Обер-гофмейстерина пожала плечами; но она более не улыбалась даже своей язвительной улыбкой. Она направилась к двери, отдёрнула обивку таким же образом, как перед тем отдернула занавеси и зная своих людей, вполне уверенная в том, что Жозеф находился там и подслушивал у замка двери, она резко отворила. Она не ошибалась, он был там, вовсе не ожидая подобного сюрприза, и так заинтересованный этим делом, что опирался о вставку и на половину потерял равновесие, когда эта точка опоры ускользнула от него.
— Госпожа маркиза!.. — заикался он спотыкаясь.
— Я тебя гоню.
— Но, прошу госпожу…
— Впрочем… — сказала она, кидая странный взгляд на угол, где пряталась молодая девушка; — нет; я тебя оставляю… Ты узнаешь на каких условиях. Ступай, мошенник… и ты ответишь своей головой, если я тебя ещё раз застану подслушивающим у дверей.
— О! Госпожа маркиза хорошо знает…
— Но убирайся же!
— С почтением, госпожа маркиза.
Она сама захлопнула дверь перед его носом.
Ален, обратившись в статую, стоял на своем месте; позади него видно было, как трепетало шелковое платье на теле пленницы.
Монтеспан не дошла до них, а вскричала тем колким голосом, которого так боялись придворные льстецы, когда она их прорезывала своим пословичным жаром:
— A! mademoiselle де-Бовё, покажитесь же! Уж не думаете ли вы, что я вас не узнала?..
Да, это опять была Урания, и что ещё того хуже, что виною был кавалер, который, непременно желая в последний раз поцеловать её руку, не дал ей времени убежать!
— Ну, что же! да, madame, — сказала виноватая показываясь с решимостью, не лишенною достоинства: — Это я.
— Я в восхищении… — сказала обер-гофмейстерина: — То есть, я в восхищении от того, что это вы скорее, чем кто другая…
— Madame, — вступился Ален, — положение не равное, и вы нас подавляете.
— Кавалер, вы — плохой дипломат… Правда, что со своей стороны, я также очень плохая обер-гофмейстерина… не предвидев прежде, что оставляя волка с этой стороны, а овец с той, разделяя их одним только секретом, первая вещь — что они сделают это, будут его отыскивать… и найдут…
— Сударыня, уверяю вас, что во всем этом участвовал один только чистый случай, и самый невинный…
— О! я верю… — сказала она, снова колко засмеявшись и показывая на остатки, покрывавшие скатерть стола, на приборы упавшие на ковер и на стулья, стоявшие в беспорядке.
Потом, доказывая, что она не придавала никакой веры и никакого значения объяснениям молодого человека, она снова окликнула фрейлину, обнимая её тем взглядом, которого не было возможности избежать:
— Вы были не одни с кавалером?
— Madame, вы нашли меня одну, — смело отвечала девица де-Бовё.
— Это правда, и другие не посмеют похвастаться…
— Что же касается вас, Урания, вы, которой я слепо доверяла! — благодарите Провидение, по милости которого ваше поведение именно соответствует с моими намерениями.
— Я не понимаю, Madame…
— Я скоро объяснюсь яснее… Пока, вам достаточно знать, что не без побудительной причины я заставила вас себя сопровождать в том посещении в гостиницу «Св. Евстафия». Ну, признайтесь, моя милая, вы были не совсем равнодушны к горестям г-на кавалера?
— Я этого не отрицаю.
— Если б вы даже и отпирались от этого, я бы ни одному слову не поверила. Следовательно, я вообразила что, будучи так к нему сострадательны, мне не будет стоить большого труда заставить вас его утешить, а я так вижу, что вы уже сами это исполнили. Так хорошо, это-то вам и объясняет мою снисходительность, что благодаря вам, я приобретаю начало мести…
— Вы говорите загадками, сударыня, — сказал Ален.
— Мне кажется, что нет: mademoiselle отказалась от короля ради вас, значит, вы отнимаете у него его красавицу в возмездие того, что он у вас взял вашу… О! мы ещё не дошли до конца!.. я желаю, чтоб дело было гласное, публично разглашено!..
— Госпожа маркиза!.. Госпожа маркиза!.. — вскричали они, падая перед ней на колени.
— Поднимитесь же! вы — двое детей… Доверьтесь мне… Вы получите блистательное отмщение… Да… но удовлетворяя вас, я только получаю не большое удовлетворение, я… — Лоб её нахмурился, мрачное пламя сверкнуло из-под её ресниц, черты её приняли свирепое выражение и губы её приподнялись кошачьим сжиманием. — Я же требую иметь полное отмщение!.. И я его получу… кавалер. Я согласна, что у вас сердце дворянина и упорство героя.
— В том никто и никогда не мог усомниться, сударыня… — отвечал, вздрагивая, Ален.
— Ну так! вы это докажете…
Она направилась к подвижной вставке:
— Mademoiselle, — сказала она Урании, — вернитесь этим путем, так как вы его избрали… Не говорите вашим подругам, что я знаю об их соучастии; это избавит меня от труда их за то наказывать. Вы же удалитесь в вашу комнату, я к вам приду.
Она открыла дверь и когда фрейлина вышла, она подошла к молодому человеку, села и показывая ему на стул, сказала:
— Теперь побеседуем вдвоем!..
Глава двадцатая