— Зная вас таким покинутым, и увидав вас таким несчастным, мы образовали, не посвятив даже вполне гг. Севинье и Ротелина в наш заговор, это маленькое общество, заключавшееся в том, чтоб присылать вам сюрпризы и утешение. Верный человек, служитель, каких мало, и который мне лично предан, быв в услужении у моего отца, а теперь находясь у г-жи обер-гофмейстерины, был нашим посланным, нашим посредником. Это он нас уведомил о вашем здешнем помещении. Это жилище, как вы сейчас это открыли, было построено чрезвычайно искусно, оно, по желанию своих господ, может быть двойным или обыкновенным. Со стороны, где вы живете, находится парк, с этой — парадный двор и цветник, разделенное или целое, оно так устроено, чтоб быть совершенным к услугам и нуждам своих жильцов. Кроме того, стены, доступы, палисадники так хорошо расположены, что кто перенесен таким образом, как вы, без приготовления, никогда не заподозрит подобного расположения. Художники смотрят на такой дом, как на образец особого рода искусства. Достаточно ли вы теперь осведомлены?
— Продолжайте, продолжайте; вам осталось рассказать самое интересное.
— Самое интересное есть и самое простое. Г-жа обер-гофмейстерина, обещав вам свою поддержку, начинает оказывать вам её через своё гостеприимство.
— О! о! это уже чересчур, секретничать в деле, после всего, очень легко признаваемом.
— Мы сейчас к этому приступим.
— Я кончаю свои вещественные объяснения. Осведомленные Жозефом, нам пришло на ум вас несколько помучить…
— О! шалуньи!
— Доставляя вам развлечение, в вашем одиночестве, мы выразили желание, легко исполнимое, провести в Кланьи время отсутствия двора; и мы играли, как вы говорите, в домового.
— И вы почти вылечили бедное сердце, очень больное…
— Мы хотим его вылечить совершенно, — сказала Клоринда.
Ален ответил только улыбкой, заключившейся взглядом, обращенным на Уранию.
— Разве вы ещё до сих пор любите эту Марию, тщеславную и неблагодарную?.. — вскричала девица де-Понс.
— Нет, — отвечал он тихо, — я её более не люблю.
— Слава Богу! потому что мы все на нее сердиты, не за доставшуюся ей благосклонность, которую мы презираем, но за то, что она не признала такого человека, как вы.
— Я её более не люблю, — повторил он, нагнувшись к уху Анаисы, — но и не могу её забыть!
Девица де-Бовё услыхала или угадала эти слова, и очень побледнела.
— Вы меня спрашивали, — начала опять Клоринда, — к чему столько предосторожностей в вашем помещении в этом замке? Мы тут видим, это девицы и я, две причины. Во-первых, известно всему двору, что г-жа обер-гофмейстерина питает страшное желание причинить неприятность своей сопернице, и что её постоянная мысль отомстить ей так, чтобы это составило эпоху.
— Ну что же! ничего не было бы удивительного в том, что рассчитывая на влияние своих прелестей и не предполагая, что вас соблазнить труднее, нежели короля, она хочет вами воспользоваться, чтоб отплатить тем же Марии де-Фонтанж, заставив себя обожать человеком, обожавшим её ранее.
— Какое безумство!.. — сказал молодой человек улыбаясь.
— Безумие, как вам будет угодно, мы знаем маркизу из её действий за несколько лет, будучи с ней в тесной дружбе. Она держала короля из-за самолюбия, но его общество по временам её очень тяготило; любезности, сказанные ими друг другу, достаточно это доказывают.
— Если она на это рассчитывала, — сказал небрежно Ален, — то она строила воздушные замки, не будем более об этом и говорить. Посмотрим на второе предположение.
— Вот оно: ей нужен товар для более удобного исполнения своих намерений, и не видя никого более готового ей помогать, она имеет в виду вас.
— Признаюсь, — сказал он очень серьезно, — что это более правдоподобно.
— А я вам объявляю, что если мое содействие вам полезно, то вы его приобрели.
— Мое также! — сказала Анаиса. — Вы себе не можете представить, как эта случайная герцогиня в состоянии оскорбить своих лучших друзей.
Девица де Бовё промолчала, что было замечено Аленом, как доказательство чрезвычайной деликатности, за которую он ей был благодарен. Но Анаиса и Клоринда, заметив, что вещи угрожали принять серьезный оборот, так как план их состоял в том, чтоб вырвать их любимца из его задумчивости, они опять весело заболтали, принудив его принять участие в беседе и достигли тысячью искусных проделок его сближения с Уранией, которая переходила по очереди от застенчивости к восхищению, увеличившая ещё более её грацию и красоту.
День таким образом окончился среди игр, музыки, даже танцев, до времени ужина.
Искусный Жозеф обо всем подумал. Под предлогом фантазии г-на кавалера, он накрыл узенький столик на четыре прибора, правда, в комнате выздоравливающего, и к блюдам, им принесенным, присоединились лакомства из другого отделения. Ни в чем не было недостатка: радость приправляла кушанья самая теснота стола способствовала к оживлению.
Анаиса и Клоринда посадили Алена и Уранию так близко друг возле друга; что, с самыми невинными намерениями, их колени должны были не раз прикасаться друг к другу под столом.