Четыре королевы

«Поддерживай добрые обычаи твоей державы и устраняй дурные. Не будь алчен в своих требованиях к народу, не налагай тяжелых поборов иначе как в случае крайней необходимости… Постарайся окружить себя такими людьми, будь то клирики или миряне, которые мудры, прямодушны и верны, и не ведают зависти. С ними беседуй часто, но чурайся и избегай общения с людьми испорченными… Для того, чтобы поступать справедливо с подданными, будь прям и тверд, не сворачивай ни вправо, ни влево, но всегда избирай верную дорогу и не оставляй бедняков своим попечением, пока истина не прояснится… Ты должен уделить внимание тому, чтобы подданные жили мирно и праведно под твоею рукою… особо заботься о том, чтобы назначать хороших бальи и прево, и часто спрашивай у них об их делах, а также проверяй, как ведут себя люди в твоем собственном доме…»

Правление Людовика обладало огромным, но нереализованным потенциалом. С самого рождения у короля Франции были все преимущества. Его старательно обучали, его любили. Первые три десятилетия его жизни прошли под знаком защиты и заботы очень умной и знающей матери, которая вручила ему самое обширное, самое спокойное и стабильное королевство в Европе. Глубина его страданий после неудачи первого крестового похода и явно выраженное стремление искупить вину добрыми делами были столь велики, что подданные великодушно простили ему и катастрофу, и позор. Мир уважал его страдания и видел в нем образец моральной чистоты. Его хватило на короткий, но яркий период, когда он творил добро, руководствуясь принципами, которые столь свято чтил. Он заключил мир с соседями, накормил бедняков, устанавливал справедливость, прилагая все отпущенные ему способности. Он воздвиг прекрасную Сен-Шапель. Но в конце концов он воспользовался всем этим доверием, доброй волей, уважением не затем, чтобы улучшить жизнь подданных, о которых вроде бы так заботился — но затем, чтобы увести их на жуткую, зловонную равнину в Тунисе с намерением уничтожить культуру чужого народа к вящей славе Господней.

В последние часы он так ослаб, что едва мог говорить. Он умер 25 августа 1270 года, в шатре, на постели, посыпанной пеплом по его собственному приказанию. Последние слова его были: «В дом Твой войду я… Я воздам тебе почести в храме Твоем. О Иерусалим! О Иерусалим!»

Да, у Людовика IX, короля Франции, были причины вздыхать по Иерусалиму. Этот святой человек дважды привел тысячи соотечественников к смерти и разорил свое королевство, а вступить в священный город ему так и не довелось.

Карл Анжуйский прибыл ровно через день после смерти брата. «И поскольку войско христиан стенало из-за смерти короля, а сарацины ликовали, король Карл Сицилийский, брат нашего государя, за которым он посылал перед смертью, прибыл с большим войском», — сообщает Салимбене. Карл прежде всего прошел в шатер, где лежало в торжественном убранстве (и в сильной жаре) тело его брата, и заплакал от горя, простершись у ног покойного. Затем к нему вернулось самообладание, и он оценил обстановку. Солдаты Людовика, хоть их и приободрило прибытие короля Сицилии с войском, были подавлены и растеряны. Несколько недель люди Мохаммеда, пользуясь неподвижностью крестоносцев, терзали французов одиночными убийствами и небольшими стычками. «Они так и не отважились вступить в настоящий бой с христианами; но они устраивали засады и всяческие уловки, нанося им большой ущерб», — отмечает Виллани.

Войско Людовика привыкло к большим организованным сражениям и осадам, но не было готово иметь дело с партизанской тактикой почти невидимого врага.