Фридрих был в отличном настроении, когда приехал Ричард, — он только что покорил итальянский город Фаэнцу, — и потому принял графа Корнуэлльского как могущественного правителя. Императорские рабы устраивали Ричарду омовение в горячей воде, а император развлекал его атлетическими состязаниями днем и арабскими танцами по вечерам в шелковых шатрах. Женщины ритмично изгибались под музыку, балансируя на больших шарах, катящихся по мозаичному полу; таких танцев не видали в Северной Европе. Император познакомил Ричарда с экзотическими пряностями и яствами, продемонстрировал зверинец, где граф увидел леопардов, львов, медведей, обезьян, павлинов, жирафа и — гвоздь программы — слона с башенкой, закрепленной на спине, на котором император ездил, когда это требовалось ради декорума. Ричарду предоставили возможность нанести длительный визит сестре Изабелле, императрице; более никто из родственников не видел ее живой. Под конец Фридрих осыпал Ричарда ценными подарками, лестными похвалами и высказал надежду, что тот замолвит за него слово перед папой, с которым Фридрих воевал. Ричард обещал. Все это весьма впечатлило англичанина, и Ричард долго наслаждался своим триумфом при этом невиданном и восхитительном дворе.
Между слоном и танцовщицами Ричард не замечал, как бежит время, и возвратился в Англию только 7 января 1242 года. К этому моменту его слава затмевала брата-короля. Он стал героем спасенных французских дворян, просвещенным человеком в глазах императора; он сохранил Иерусалим для Церкви, он обедал с Людовиком IX, ел финики из рук сарацинских рабов, видел Париж, Тулузу, Средиземное море, Египет и Рим. Если и возникали у него какие-то мысли о браке или о прекрасной юной девушке из Прованса, теперь они точно были позабыты или уступили место честолюбивым замыслам.
Да это, впрочем, уже не имело никакого значения, поскольку 11 августа 1241 года Санчу через посредников выдали за смертельного врага ее отца, Раймонда VII Тулузского.
Глава VIII. Война и свадьба
В день 24 июня 1241 года, как раз когда Ричард Корнуэлльский со всеми спасенными пленниками-французами отплыл из Святой Земли, направляясь к императору, французский двор находился в Сомюре, в области Анжу, примерно в пятидесяти милях северо-западнее Пуатье. Поводом к такому необычному выезду стало посвящение в рыцари младшего брата Людовика IX, Альфонса де Пуатье, и его назначение графом Пуату.
Это было очень значительное событие. Бланка превзошла саму себя, организуя чрезвычайно расточительный праздник с целью подчеркнуть законность этой церемонии. Жуанвиль, очевидец, указывает, что число присутствовавших рыцарей доходило до трех тысяч. На Людовике была котта синего шелка, а сюрко подбито горностаем, несмотря на летнюю жару. Король Франции сидел на высоком помосте, рядом с ним был его брат Альфонс де Пуатье и самые знатные местные сеньоры, в частности, Гуго де Лузиньян и граф де Ламарш. Маргарита присутствовала на празднике, но хронисты не рассказывают нам, где она сидела — вероятнее всего, рядом с супругом. Бланка председательствовала за другим столом, где принимала прочих уважаемых гостей, расположенным так, что Белая Королева сидела лицом к сыну и могла наблюдать за выражениями лиц сеньоров, которые прежде были зависимы от Людовика, но теперь должны были принести оммаж Альфонсу де Пуатье.
Инвеститура Альфонса де Пуатье в Пуату была азартной игрой, состязанием за власть. Белая Королева пыталась упрочить французское влияние на западе страны, узаконить на деле, раз и навсегда, контроль над этой областью. Для этого требовалось заставить яростно отстаивавших свою независимость местных баронов, чьим признанным вожаком был Гуго де Ламарш, признать сюзеренитет Альфонса де Пуатье.
На пути к этой цели имелась только одна, но существенная преграда: по обе стороны Ла-Манша все знали, что Англия заявляет свои права на Пуату. Пуату было одним из тех графств [53]
, которые потерял отец Генриха III, король Иоанн, позволив Франции их занять. Соответственно, впоследствии и Англия, и Франция считали его своим фьефом. Вплоть до инвеституры Альфонса де Пуатье граф де Ламарш и его сотоварищи-бароны были вынуждены приносить оммаж обоим королевствам. Они не возражали против того, чтобы считаться вассалами Людовика IX — преклонять колени непосредственно перед венценосцем было престижно. Но теперь Людовик и Бланка, требуя от них принести оммаж не королю, а графу, устанавливали еще один уровень управления между знатью Пуату и короной Франции. Это означало понижение социального статуса.