Четыре крыла Земли

Где-то сзади хрустнул сучок. Ахмед остановился и оглянулся. Нет, почудилось. Он вновь двинулся в сторону базы. Ну, сейчас последний рывок...

По непонятной причине длинная тонкая игла боли, войдя в затылок, пронзила мозг прежде, чем он услышал звук выстрела. Да и услышал ли он этот звук, никто никогда не узнает. Стрелявший подошел, носком дорогого кожаного ботинка марки John Lobb перевернул лицо убитого. Черная струйка, вытекшая из угла рта, затерялась в широких усах.

Упругие бедра Афы... черные глазки Хусама... вздернутый носик Амали...

* * *

Что за придурок этот помощник, который чуть было не заморочил голову Шихаби, что, мол, в мухаррам нельзя сражаться. Да и он, Даббе, тоже хорош. Как мог упустить такую деталь?! Лучше бы уж вообще молчал про мухаррам. Даббе встал из-за компьютера и прошелся по комнате. Отворил тяжелую дверцу книжного шкафа. Достал томик Абу-Нуваса. Раскрыл наугад:

«Но жестокое время рассеяло всех чередой, —

Каждый в жизни пошел за своей путеводной звездой...»

Да, у каждого своя путеводная звезда, но у него, у Даббет-ульарза – особая. Из поколения в поколение он приходит в этот мир с одной-единственной целью. И из поколения в поколение не может этой цели достичь. Но —

«Предался я терпенью, терпеньем и дух истомил,

Одного лишь терпенья меня не лишил Азраил».

Еще одно хобби – ночью кататься на своей «вольво» по пустынным улицам Наблуса, то бишь Шхема. Его Шхема. Он замотал горло шарфом, наглухо застегнул молнию и двинулся на улицу. Но на улице его ждал сюрприз. Не было ни асфальтовых тротуаров, ни электрических фонарей. Исчез Наблус. Исчез двадцать первый век. Перед ним лежала улица, напоминающая какой-то туннель. Узкая, темная, она вилась под каменными и холстяными сводами. Издалека послышался крик верблюда. Даббе потянул носом воздух. Нет, здесь не знают, что такое бензинные испарения. Он шел по освещенным луною дворам, по переулкам, словно выбитым в одном цельнокроеном куске камня. Иерусалимского камня. Даббе понял – он в Иерусалиме...

* * *

Поселенец, привыкший спать в любых условиях, Натан расстелил спальник на неровном полу пещеры и громко объявил: «Тридцать пять минут». Словно заказав себе, сколько времени ему потребуется на сон, поставил биологический будильник. И отключился. Эван был слишком возбужден, чтобы спать. Как можно спать, зная, что, возможно, через пару часов заснешь вечным сном?! Он некоторое время смотрел на посапывающего Натана, изумляясь, что тот порой и во сне, вероятно, довольно-таки беспокойном, умудряется иногда чуть-чуть подпрыгивать. А сон был действительно беспокойным. К тому же документальным. В нем воспроизводился эпизод тридцатилетней давности, после которого Натан несколько месяцев вообще не спал ночами.

Дело было в секторе Газа, куда Натана отправили как резервиста. В те времена еще никакой Автономии не было – была израильская военная власть. Когда они патрулировали заваленную грудами мусора улицу Хан-Юнеса, молодой террорист начал стрелять по ним из автомата и тяжело ранил Йоханана Мессику, друга Натана. Ответный огонь открыть не удалось – боевик прикрывался восьмилетним мальчиком, как впоследствии оказалось, собственным братом. Пришлось Натану и еще одному парню продемонстрировать свои десантные навыки, и через двадцать минут обоих братцев, скрученных, поволокли к джипу. Вот тут оно и произошло – автомат-то отобрали, а дальше обыскать – непростительное легкомыслие – замешкались. Всего на несколько секунд. За которые араб успел выхватить нож, ударить им еще одного из друзей Натана и, прежде чем кто-либо успел среагировать, нырнуть в переулок. Дальнейшие поиски и погоня ничего не дали. Уложив одного тяжело и одного, к счастью, легко раненого в амбуланс, десантники повезли в полицейское управление лишь восьмилетнего бойца, в надежде выудить из него какие-нибудь сведения о великовозрастном напарнике. Тот всю дорогу тыкал в них пальцем, скалил острые белые зубки и заливисто хохотал. Видно было, что сионистских чудовищ он совершенно не боится. Любые попытки установить с ним контакт пресекались кратким. «Иврит – ло мевин!» – «Иврит – не понимаю!»

Ах не понимаешь?! Их, потерявших двух друзей – одного, возможно, навсегда, – трясло и от того, что именно прикрывшись этим пацаненком стрелял убийца, и оттого, что они так глупо убийцу упустили, и оттого, что сопляк столь откровенно издевается над ними. И вот, когда под насмешливыми взглядами военных полицейских три десантника вошли в здание полиции, у них окончательно сдали нервы.

– Сейчас, – сказал друг Натана и подмигнул ему, – отведем его наверх, там и расстреляем.