Четыре крыла Земли

Час назад, слушая Натана, Эван вряд ли представлял себе, что «пустить по ложному следу» – это значит, соскочив с дороги, бежать под пулями по горному склону, время от времени для проформы постреливая назад, ощущая, что твой кишечник переполнен и что пройдет еще несколько часов, прежде чем у тебя будет возможность его опорожнить, а единственное, ради чего ты остановишься – это чтобы помочь подняться все тому же Натану, потому что он споткнулся и упал, и увидеть, что у него пошла носом кровь, которую он размазал по щекам, так что получились усы вроде как у барона Мюнхгаузена...

Потом они лежали в кювете, прижимаясь к стенке, укрепленной вырубленными глыбами, лежали примерно на глубине трех метров, так что заметить их было просто невозможно. Лежали и смотрели вверх, на озаряемые бежевым светом фонарей узловатые оливы. Лежали не в силах подняться. Террористы, громко ругаясь, прошли по шоссе буквально над самыми их головами и направились в сторону бывшей военной базы «Йосеф»! Они будут долго там искать и нескоро вернутся. А Натану и Эвану предстояло, коротко переведя дух, начать пробиваться в сторону бывшего и будущего поселения Канфей-Шомрон.

Напряжение спало, и Натан, так и не утерев кровь с лица, задремал. Он лежал на траве, буйно заполонившей кювет, где всегда скапливалась влага. На носу его вновь посверкивали очки, во время боя предусмотрительно спрятанные подальше. При этом он посапывал столь ритмично, что казалось, окуляры ему нужны лишь чтобы рассмотреть приятные сны.

Все-таки, несмотря на отсутствие сил, Эван был вынужден подняться и побрести по траншее вдоль пустынного в этот час шоссе. Вскоре он нашел то, что искал – большую трубу, проложенную под дорогой. Он влез в нее и, вернувшись минут через пятнадцать, остатки питьевой воды во фляге использовал для омовения рук. Подняв глаза, Эван увидел стоявшего перед ним Натана, с кровавыми усами, уже готового в дорогу. Старый поселенец протягивал ему мобильный телефон.

– Нам надо срочно выходить, – сказал он, слегка подпрыгнув. – Но прежде – позвони, позвони!

– Кому? – не понял Эван.

– «Кому-кому», – передразнил его Натан дребезжащим голосом. – Конечно же, ей! Звони и объясняй, где ты, что с тобой, почему не говорил раньше...

– Но ведь это тайна! – в отчаянье крикнул Эван.

– «Тайна-шмайна»! Об этой тайне уже по всей Самарии воробьи чирикают. Вертолет над Элон-Море, думаешь, так, на прогулку вылетел, в небе попорхать? И джип на Кабире тоже вечерний моцион совершал? В общем, звони давай, с моего, а то увидит твой номер и чего доброго не откликнется – судя по тому, что ты рассказал, гордая такая, гордая такая!

И он подпрыгнул.

– Как, прямо сейчас звонить?

– А когда же еще? – озадаченно спросил Натан. – Чего время тянуть? Каждый миг, украденный у любви...

– Так ведь два часа ночи!

– Ну и что?! – пожал плечами Натан.

– Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, Вика сейчас спит...

– Что?! Спит?! Спит?!– Натан или играл или действительно был потрясен. – С ума сошел? Она что – сможет сейчас уснуть?

* * *

– Алло, сайид Шихаби? Говорит Исса Диаб. Только что звонил Ареф Мухлис. Поселенцы атаковали его группу на выходе из ущелья Летучих Мышей, после чего отступили к бывшей базе «Йосеф» к северо-востоку от Элон-Море. А шайтан их знает, зачем! Нет, сколько их – неизвестно. Явно – намного меньше, чем наших. Ребята Арефа ведут поиск, но передвигаются с крайней осторожностью – боятся нарваться на засаду.

– Ждите дальнейших распоряжений и обо всем докладывайте, – пробормотал Мазуз и отсоединился.

Пожалуй, группу Фарука сейчас выпускать преждевременно. Сначала хорошо бы понять, кто это там нарисовался в Ущелье Летучих Мышей, сколько их, имеют ли они какое-то отношение к публике из Канфей-Шомрона, и что они, а также другие поселенцы, намерены предпринять. А Фарук со своими может еще часок-другой посидеть на Оливковом поле.

Да еще это пятно на стене...

– Эй, Раджа!

* * *

Натан ошибся. Не дозвонившись Эвану, Вика отправилась в свою комнату плакать, там же прилегла на кровать и незаметно для себя уснула. Когда отец с матерью, вернувшись с прогулки, заглянули к ней в комнату, она спала так безмятежно, что не только будить, а дышать в ее присутствии или царапать взглядом нежную кожу щек казалось преступлением. Мгновенно родители оказались на цыпочках и, как маленькие лебеди у Чайковского, плавно удалились.