Четыре крыла Земли

– Шестьдесят Девятый, – сказал он. – Помнишь наш спор две недели назад о том, каким маршрутом идти? Так вот, тогда я решил идти длинным маршрутом. Ты предлагал – короткий. Теперь надо выработать третий маршрут. Собирай народ.

После чего обратился к Эвану:

– Отведи-ка этого Гассана куда-нибудь в сторонку. Ему совершенно не обязательно слушать, о чем мы говорим.

Каким образом шестидесяти восьми человекам удалось на узкой тропке сгрудиться так, что они расслышали все, что говорил один человек, да и то чуть ли не вполголоса, осталось загадкой. А впрочем, говорил рав Хаим достаточно коротко. И ясно.

– На том маршруте, который мы наметили с самого начала, нас ждет засада. Но бой с арабами не входит в наши планы. Мы хотим одного – вернуться домой. Поэтому вместо того, чтобы идти долинами на северо-северо-восток, а потом, после Мухайям-Фариа, понемногу сворачивать в сторону Канфей-Шомрона, мы сейчас круто сворачиваем на восток и идем прямо по хребтам. Это опасно. Придется ночью карабкаться по скалам без спецснаряжения. Но альтернатива – возвращение в Элон-Море. А это исключено. Следовательно, выходим через пятнадцать минут.

После чего он пошел искать Эвана с Гаcсаном и нашел их метрах в тридцати от лагеря, причем Гассан лежал прямо посреди тропы, зарывшись лицом в ладони, а Эван в растерянности стоял над ним. Рав Хаим присел на корточки возле пленника и скомандовал:

– Подъем!

Тот оставался на месте. Время от времени судорога пробегала по его телу. Он не ползал во прахе, рыдая и заламывая руки, как это было сорок минут назад, и не крепился, проявляя чудеса самообладания, как это было минуту назад. Он просто умирал.

Рав Хаим присел на корточки, положил ему руку на спину.

– Гассан, ну что с тобой? – проговорил он, и в голосе его прозвучало сочувствие к арабу. – Пойдем, Гассан!

Гассан поднял перепачканное лицо и долгим тоскливым взглядом посмотрел на рава Хаима.

– Мне конец, – прошептал он. – Если вы меня не прикончите, когда я перестану вам быть нужен, то Мазуз Шихаби прирежет, когда обман раскроется.

– Мы не убийцы! – отвечал рав Хаим. – А с твоим Мазузом или как там его... Придумаем что-нибудь. Поселенцы не бросают друзей.

Фраза эта, конечно, была произнесена немного на публику, но «публика» в лице Гассана резко вскинула голову и дрогнувшим голосом спросила:

– Значит, я теперь вам друг?

– Ну... – рав Хаим замялся, – в каком-то смысле друг или... или можешь им стать.

– Тогда еще хуже, – безнадежно опустил глаза араб. – Вы нашему народу враги, а я вам друг. Значит, я предатель.

Если бы Гассан сейчас посмотрел в лицо раву Хаиму, то он увидел бы, насколько позволял свет вновь обнажившейся луны, что тот закатил глаза к небу. Самое время вести политико-этическую дискуссию с представителем дружественной нации. А с другой стороны, что делать – не сапогом же ему под ребра? Но Гассан не видел его лица, а только слышал голос, немного скрипучий, но успокаивающий, как валерьяновый корень.

– Ой вэй! – вздохнул рав Хаим. – Во-первых, мы не враги твоему народу. Ну подумай сам – что мы вам дурного сделали? Когда появились поселения, у вас появилась работа... Лечитесь в наших больницах...

– Старики говорят: евреи пришли – дождь начал идти... – вставил Гассан.

– Это точно, – подтвердил рав Хаим. – Я сам старик и здесь уже тридцать лет. Могу подтвердить – у меня на глазах менялся климат. Пустынная земля – не только в поселениях, но и в ваших деревнях – стала превращаться в цветущий сад. Тебе сколько лет?

– Двадцать пять, – отвечал Гассан.

– Вот видишь – большой уже. А теперь скажи – стало лучше при Автономии? Кто вас больше обирал – наша власть до девяносто шестого или ваша после девяносто шестого, когда эта звериная Автономия была создана?

Гассан не нашелся, что ответить. Воодушевленный его покорным молчанием, рав Хаим продолжал:

– Теперь – почему ты себя зачисляешь в предатели? Я понимаю, если бы из-за твоего поступка погибли твои соплеменники – пусть террористы, пусть бандиты, но по крайней мере по отношению к ним ты был бы предателем. А так – ты никого не губишь, ты спасаешь жизни, причем жизни людей, которые никого не собираются убивать.

– А вы бы стали спасать жизнь противнику? – взглянув исподлобья, спросил Гассан.

– Если бы я знал, что в свою очередь он никого не будет лишать жизни, а готов бороться против меня только цивилизованными методами – конечно.

Гассан задумался. Был бы у него сейчас в руках мобильный телефон, он бы обязательно пощелкал им, открывая и закрывая – очень нервы успокаивает.

– А вы меня точно выручите? – спросил он. – А как?

– Не знаю, – признался рав Хаим. – Но обещаю – что-нибудь придумаю. Жив ты останешься.

– Пойдемте, – устало сказал Гассан, поднимаясь с земли.

Впрочем, когда он поравнялся с Эваном, ему в голову пришла мысль, от которой на душе стало веселее. Диск, за которым охотятся, не у него, но он тоже, как Расем и неизвестный владелец, знает, где он, и, если его кто-то посмеет тронуть, всегда сможет пригрозить: «В случае моей смерти информация с диска будет обнародована!»