Натан быстро двинулся вперед, то переходя на гусиный шаг, то пускаясь бегом, то неожиданно останавливаясь и перемещаясь чуть ли не на цыпочках. Вскоре он вышел из лощины на гребень хребта. Мир спал. В арабской деревне неподалеку несколько окон горело холодным светом. В небе развернулся белый циферблат луны. Внезапно Натан замер. Прислушался. Ошибки быть не могло. Из лощины, откуда он только что выбрался, доносился приближающийся звук шагов.
Кто это может идти по его следу? Не то чтобы Натан боялся. Нет, что вы! Просто он... боялся. Натан Изак всегда и всего боялся. Боялся в армии перед тем, как прыгнуть с парашютом, особенно перед очень рискованным прыжком, когда была высокая вероятность гибели, боялся перед тем, как во время операции по ликвидации террористов пойти в одиночку против троих арабов, боялся прежде, чем прыгнуть в окно, из которого неслись автоматные очереди. Боялся, но делал. И неплохо делал.
Сейчас, прислушиваясь к приближающимся шагам, он размышлял, животное ли это и если да, то какое. Не даман и не лисица. Явно кто-то покрупнее. И не шакал. Шакал не будет красться по человеческим следам. И вообще, насколько известно Натану, шакал не молчит, а издает визгливые воющие стоны. Может быть, дикобраз? Нет. Дикобраз шуршит, а это топает. Олень? А вдруг кабан? Тогда Натану не поздоровится. «Узи» он сейчас собрать все равно не успеет, да пуля из «узи» и не пробьет шкуру кабана. Надо найти скалу, которая неприступна для раздвоенных кабаньих копыт, и залезть на нее.
Натан Изак огляделся и прислушался. Ничего похожего на скалу не было, а шаги звучали уже совсем рядом.
Но существует зверь пострашнее кабана. Страшнее, несмотря на то, что его шкуру пробивает и крохотная пулька из дамского пистолета. Зовется он человек.
Натан лег на землю за большим валуном так, что его видно не было, а он мог видеть выход из лощины. Человек – профиль его возник на фоне Большой Медведицы, обрушившейся на темный горный склон, – вырос на хребте, осмотрелся, сделал несколько шагов и услышал сзади:
– Не оборачиваться. Бросить оружие. Стреляю на поражение.
Пистолет глухо шмякнулся на островок травы, на котором неизвестный был застигнут грозным Натаном. Затем тот поднял руки с растопыренными пальцами и, не оборачиваясь, сказал голосом Эвана с английским акцентом:
– Можете стрелять, реб Натан. Можете делать что угодно, но я иду с вами.
Глава пятая
Ущелье летучих мышей
Натан позвонил раву Хаиму и слабым голосом поведал, что у него прихватило сердце и что Эван поможет ему добраться до Элон-Море. Рав Хаим предложил прислать помощь, но Эван перехватил «пелефон» и сказал, что уважаемому ребу Натану уже лучше, что тот принял лекарство и что он, Эван, обязуется довести его до Элон-Море, не отходя ни на шаг, причем они не будут траверсировать обрыв, под которым два с половиной часа назад прятались от армии и с которого затем спускались в ущелье с сухим водопадом, а пойдут обходной дорогой, пусть она в два раза дольше, зато пологая. А если ребу Натану – не дай Б-г! – вновь станет нехорошо, он, Эван побудет при нем. В крайнем случае вызовет кого-нибудь из Элон-Море или даже солдат – они уже будут далеко от группы рава Хаима и не повредят им, не наведут власти на след. А уж из Элон-Море можно будет в случае чего вызвать «скорую помощь». Все это звучало очень убедительно, и ни единому слову как Эвана, так и Натана, рав Хаим ни на секунду не верил. Прежде всего потому, что у бывшего парашютиста здоровяка Натана в жизни не было проблем с сердцем. Правда, все бывает в первый раз, но в таком случае, откуда у него с собой лекарство? Во-вторых, после разговора с Натаном он не сомневался, что тот захочет осуществить свой план отвлекающей атаки на укрывшихся в засаде арабов. Правда, странно было, что он потащил на такое рискованное дело мальчишку-Эвана, но, вероятно, и этому со временем найдется объяснение. В-третьих, он знал Натана. Натан был сын своего отца, человека, отказывавшегося, уже будучи раненым, покидать умирающий Кфар-Эцион. Не в характере Натана было, даже заболев и грозя стать обузой остальным, поворачивать назад. Но что было делать раву Хаиму? Развернуться, пойти прежним маршрутом, нагнать беглецов, а там уж решить – снова карабкаться по камням на хребет или осуществить планируемую Натаном атаку, только не вдвоем, а всем отрядом? Мотания туда-сюда означали потерю драгоценного времени, да и сил. И самое главное – оставался шанс, пусть один из ста, что у Натана – не дай Б-г! – действительно плохо с сердцем, и тогда получалось, что он, рав Хаим, зря рискует жизнями десятков людей, притом серьезно рискует – в чем Натан был прав, так это в том, что, не дождавшись их, арабы могли начать поиски. Поэтому сейчас надо было уходить и как можно дальше. Кстати...
– Сайиди, – произнес догнавший его Гассан, – дайте мне «МИРС», я свяжусь со своими, скажу, что у евреев – привал часа на полтора. Иначе они вам навстречу двинутся. Вернее, нам.