Четыре крыла Земли

Через четверть часа, оставив о себе исчерпывающую информацию, Вика прощебетала раву Писаревскому фамильярное «Bye!» и выпорхнула на улицу.

«Надо маме с папой позвонить, – подумала она. – Они уже, наверно, проснулись».

Но тут запел мобильный. На экранчике отразился номер Арье.

– Здравствуйте, Арье! – воскликнула она, не в силах сдержать охватившего ее счастья. Как дела? Все в порядке?!

И столько в ее голосе было уверенности, что у всех на свете все может быть только в порядке, что Арье, оторопев, помолчав несколько секунд, прежде чем ответить:

– Не совсем. Только что сообщили – арабы обстреляли военную базу в Канфей-Шомроне из минометов, а затем атаковали. Есть убитые. Исход боя пока неясен. Алло! Вика! Вика! Что с вами?! Почему вы молчите?

– Я слышу... – прошептала Вика.

– Но вы не волнуйтесь, все будет хорошо, – разъяснил Арье. – А вы где сейчас?

– В Петах-Тикве.

– Ага... Я хотел вот что сказать... В нашем последнем разговоре Эван... Ну, в общем, он обо всем догадался – я, правда, не знаю, о чем, – и просил, чтобы вы сделали в память о нем то, о чем он мечтал.

– Уже, – ответила Вика и улыбнулась сквозь слезы.

* * *

Увидеть человека в перекрестие оптического прицела страшно. Страшно ощущать себя Б-гом, от мельчайшего движения перста которого зависит, будет ли этот человек и дальше жить, дышать, говорить или под чьи-то слезы превратится в кусочек земного шара. Еще выносимо, если этот человек идет на тебя с оружием – и либо ему суждено превратиться, либо тебе. Хуже, когда он прямой угрозы для тебя не представляет, а ты все равно почему-либо обязан или вынужден стрелять. И уж совсем опадает рука, сжимающая «Галиль», если ты, равно как и твои друзья, лежишь на скале и сквозь этот жуткий крест видишь человека, который, подняв обе руки – пустые руки – выходит на площадку, отовсюду простреливаемую твоими орлами, пересекает ее и, оказавшись сразу под прицелом десятков врагов, кричит:

– Не стреляйте! Меня зовут Исса Диаб! Я командир отряда «Мучеников Палестины»! Я должен был устроить на вас засаду! Заминировать лес, через который вы должны возвращаться на базу! Я этот приказ выполнил. Но сейчас я сам, под свою ответственность, отдал новый приказ – обезвредить все мины! Засада снята! Вы можете спокойно возвращаться домой. Вы мне не верите? Вон, посмотрите в сторону вади! Вы видите? Мои бойцы уходят в Эль-Фандакумие. Вы все еще ждете подвоха? Хорошо, тогда возьмите меня заложником! Пустите меня первым по той тропе, где мы сегодня ночью раскладывали мины, а сегодня утром их убирали!

Наступила тишина. Диаб обливался потом. Сколько глаз сейчас в него вперено, сколько пальцев сейчас прижато к спусковым крючкам. А ведь достаточно, чтобы только один их этих пальцев... чуть... чуть дрогнул. Диаб ощутил одновременно прилив тошноты и острую боль внизу живота. Не хватало только обмочиться на глазах у врагов!

– Эй, ты! – довольно недружелюбно крикнул Рон Кахалани, высунувшись из-за камня и помахав рукой, чтобы трясущийся собеседник там внизу увидел его.

При этом у него и самого тряслись поджилки – кто знает, может, этот араб – подсадная утка, и по нему сейчас вон с того откоса дадут очередь?

– А с какой стати мы должны тебе верить? То ты ставишь мины, то убираешь. Объясни, чего ты хочешь!

– Я объясню, чего я не хочу! – подняв глаза, ответствовал араб. – Я не хочу, чтобы погибали зря евреи, арабы – кто угодно... Мы должны были оттянуть на себя часть сил, чтобы облегчить нашим захват военной базы. Но захват сорвался. Наши разбиты! Мы получили приказ продолжать операцию, но я не хочу! Я готов умирать и убивать за нашу землю, но убивать, чтобы убивать, я не согласен!

– И умирать, чтобы умирать! – хохмя, поддакнул кто-то из солдат, не снимая пальца со спускового крючка. Наступило молчание. Рон задумался. Как быть? Связаться с Коби? Но с ним связь не работает, уже проверяли. Остаться на скалах? И сколько им еще прикажете торчать в этом аду?

– Стой, где стоишь! – неожиданно хриплым голосом объявил он Диабу. – И не вздумай опустить руки! Живо тогда ноги протянешь! Сейчас мы спустимся, и пойдешь с нами. Гершом, обыщи его!

* * *

Капитан Кацир нетвердой походкой вошел в штабной вагон, из которого два часа назад его в полубессознательном состоянии вынесли Эван с Авишаем Гиатом. И тут же черный телефон затрясся от звонка. А может, трясся не телефон, а все тряслось перед глазами изнемогающего от головной боли капитана. Звонил Нахум Мандель. Он поведал, что ночью подъехал к бывшему поселению, услышал пальбу, развернулся и помчался прочь. С тех пор торчал в лесу под Буркой, по очереди названивая то на закрытый мобильный Коби, то на молчащий телефон в штабном вагоне. Он искренне порадовался тому, что Коби жив-здоров, и пообещал его срочно навестить.

Отсоединившись, Коби некоторое время сидел за столом, положив голову на руки и поеживаясь от холода, поскольку окна были разбиты, а затем вновь снял с рычага трубку и набрал на диске двузначный номер.

– Шмуэль, зайди ко мне.

Дверь распахнулась. Появился мелкоголовый крупноплечий сержант Барак.