Четыре крыла Земли

Дети плакали. Взрослые один за другим выходили вперед, словно пытаясь своими телами загородить малышей. Никто еще не произнес слова «смерть», но она нависла над тем тупиком под скалами, в котором оказались десятки людей. А бедуины с ружьями находились от них достаточно близко, чтобы не промахнуться, и достаточно далеко, чтобы перестрелять всех, кто вздумает броситься на своих палачей, прежде чем те успеют до них добежать. Но никто и не собирался бросаться. Мало ли зачем их здесь собрали? Мало ли зачем бедуины по бокам и впереди стоят, направив на пленников дула карабинов? Мало ли зачем?..

– Мы должны помолиться, – сказал рав Йосеф, глядя в глаза выступившему вперед Абеду. Он хотел сказать «прежде чем умереть», но запнулся, помолчал и закончил:

– Вы ведь тоже молитесь Аллаху.

– Мы-то молимся Аллаху, – усмехнулся Абед, – а вот вы – Шайтану.

– Мы молимся Единому Б-гу, – твердо ответил рав Йосеф. – Тому, что с берегов Евфрата послал нашего с вами общего предка Авраама-Ибрагима сюда, на эту землю, Тому, который являлся нашим праотцам, и веру в которого проповедовал ваш Мухаммад.

– Пророк Мухаммад, – уточнил Абед и, видя, что еврей не собирается влезать в теологические дискуссии, махнул рукой:

– Молитесь.

Зная, что бедуины, живущие бок о бок с евреями, могут понимать идиш, рав Йосеф заговорил по-русски:

– Прежде чем мужчины бросятся на убийц, а женщины с детьми – врассыпную, мы все, и женщины в том числе, действительно должны прочесть молитву «Восемнадцать благословений» и после слов «Услышь голос наш...» попросить о том, чтобы он помог нам выжить в этот час, а если мы погибнем, то пусть нашей смертью и закончатся муки, сопровождающие приход Мессии, и начнется столь долгожданное Избавление. А теперь, братья, как только я произнесу в молитве «Аэль акойдеш» – «Б-г святой» – действуем!

Все, взглянув на солнце, уже занявшее прочное место над головами, повернулись к югу, то есть к Иерусалиму, и над ущельем распростерлось молчание. И мужчины, и женщины, и переставшие плакать дети молились стоя, едва шевеля губами. Бедуины застыли, ощущая какую-то робость во время этого немого диалога между Царем вселенной и его детьми.

Может, они почувствовали, как устанавливается связь между этой горсткой запуганных странников и Тем, перед Кем бессильны все пушки мира, не то, что жалкие бедуинские карабины? Никогда мы уже не узнаем, о чем думалось бедуинам в эти мгновения, для многих из них оказавшиеся последними в жизни, прежде чем Г-сподним гневом обрушились на них пули подоспевшего отряда «Стражей» рава Гиллеля.

* * *

– И все-таки, рав Гиллель, объясните, у вас был руах акойдеш{Святой дух, Б-жественное наитие.}, когда вы меня встретили с Дунканом?

Рав Гиллель рассмеялся.

– Ты мне этот вопрос уже задал тогда, в ночь бдения, когда твой Дункан бежал по следам верблюда, а мы, утирая пот, бежали по следам Дункана. Какой там руах акойдеш? Не мелочись, бери выше – невуа, пророчество!

– Рав Гиллель! – Шимон сморщил лицо так, что казалось, сейчас заплачет.

Не только рав Гиллель хохотал, но и встречные прохожие, бегущие по кромсающей пригород Яффской дороге улыбались, глядя на этого гримасничающего парня, который к тому же громогласил с жутким английским акцентом. Да и верный мордастый Дункан, отоспавшийся после тяжелой работы – шутка ли, столько миль пробежать по верблюжьему следу, чтобы вывести евреев к потайному лагерю бедуинов – тоже на ходу как-то так хмыкал, что казалось, едва сдерживает смех. – Рав Гиллель, пожалуйста, объясните мне, почему вы вдруг подошли тогда ночью к нам с Дунканом!

– Ладно, – рав Гиллель вдруг посерьезнел. – Скажу. Я шел к Синагоге «Хурва», чтобы увидеть радостные лица – лица людей, которые идут освобождать своих братьев. И вдруг навстречу мне – человек, чье лицо искажено мукой. Я подумал, что это неправильно. Так не должно быть. Не может Б-г этого хотеть. Перевел взгляд на твоего Дункана, сопоставил с тем, как наши евреи относятся к собакам, и понял, что произошло.

– А вы как сами к ним относитесь?

Рав Гиллель вновь рассмеялся.

– Относился – так же. До вчерашнего дня.

Он наклонился к псу и погладил по холке. Тот лизнул ему руку.

– Ну, – обиженно протянул Шимон. – После того, что Дункан сделал, его все заласкали! Даже рав Шмерел Шик одноглазый не удержался и в нос поцеловал!

– Так и я же, как все, пойми! – воскликнул рав Гиллель. – А ты из меня чуть ли не Моше-Рабейну{Пророк Моисей.} делаешь.

– Ну да, «как все»! Тогда выходим с Дунканом, а вы из темноты выныриваете – руку мне на плечо, и – словно благословение: «Дождешься, покуда все пройдут, возьмешь своего пса и пойдешь следом!»