Четыре крыла Земли

И вот тут-то оно и случилось. Шукейри не видел, как этот человек переступил порог.

Просто в комнате неожиданно наступила тишина, и все замерли. А прославленный шейх Абу-Али поднялся со своей пышной подушки и сам – неслыханная честь! – направился к вошедшему в комнату невысокому человеку в меховой шапке из лисьих хвостов, в долгополом черном одеянии, которое, несмотря на кажущуюся несуразность, подчеркивало его стройность. Обычно при виде пейсов у Шукейри всякий раз рука сама тянулась их подергать. Но изящные завитки, обрамлявшие лицо этого человека, такого желания не вызывали. Еврей на арабской свадьбе?

По залу разнесся шепот: «Рав Гиллель! Рав Гиллель!» И все прояснилось. Рав Гиллель, которого прочили в лидеры ашкеназской общины, имел немало друзей среди арабских шейхов. Разговоры о его мудрости шли и в еврейской среде, и в мусульманской, и в христианской.

Шукейри с изумлением наблюдал, как шейхи, чьи имена, произнесенные кем-то из взрослых, заставляли прекращать игры и замирать с почтением голопузых бедуинских ребятишек, теперь сами замирали, как они тяжело поднимались с подушек и, поправляя на ходу длинные широкоплечие абы из пегой шерсти, шагали через всю комнату, чтобы заключить в объятия этого невысокого еврея. Шукейри слегка передернуло.

– Чем этот ваш Гиллель, – он прокашлялся, – отличается от остальных своих соплеменников, что ему оказывается такой почет? – спросил Шукейри у сидящего слева Джафара, владельца одного из самых больших стад в окрестностях Иерусалима.

Собственно, последовал тот ответ, которого он и ожидал.

– О, Аллах наделил этого иудея великой мудростью! – воскликнул Джафар, вскинув острые пальцы с таким благоговейном пылом, что рукава галабии съехали чуть ли не до локтей, обнажив покрытые черными зарослями руки.

– Гм... Среди них немало таких, которых Аллах щедро наделил разумом, – выдвинул Шукейри заранее заготовленное возражение, – но до сих пор нам всегда удавалось их перехитрить.

– В том-то и дело, – взглянув на Шукейри, как на неразумного младенца, пояснил Джафар, – что он не обычный еврейский умник, а мудрец. И ни одному арабу еще не удавалось его обхитрить. И не удастся.

«Это лишь Аллаху ведомо!» – подумал Шукейри, ощутив внезапный прилив азарта. Ясно было, что раввин ничем не напоминает привычных еврейских книгочеев, не умеющих на рынке отличить золотой светильник от грубо позолоченного. Непонятно, почему почет, оказываемый этому мудрецу, так задел Шукейри, но возжелал он рано или поздно одурачить Гиллеля, причем так одурачить, чтобы над тем смеялись малые дети по всей стране.

Для начала решил он немного глотнуть знаний – попросил оседлого Аззама Абу-Ахмада обучить его чтению и письму. Вскоре он смог самостоятельно читать привозимые из Египта газеты. Дальше – чтобы бороться с врагом, надо знать его – выучил иврит. Не то чтобы хорошо выучил – но с грехом пополам объясниться мог. Однажды переоделся сефардским евреем, подстерег рава Гиллеля, когда тот выходил из ешивы, и попросил благословить его. И всего-то сказал четыре слова, а что с акцентом, так ведь и у сефардов родной язык – арабский. А тот сверкнул как-то странно зрачками, возложил ему руки на голову и произнес: «Благословляю тебя сын мой, чтобы ты честно выполнял семь заповедей сыновей Ноя.{Заповеди, обязательные для неевреев.} А еще благословляю, чтобы ты никогда не лгал и никогда не корчил из себя еврея».

Понял Шукейри, что разоблачен, только не понял, каким образом. Решил – ну что ж, думаешь, сейчас краснеть со стыда начну? Не дождешься!

– Ну, – дерзко сказал уже по-арабски, – а еще что скажете, достопочтенный рабби?

– А еще скажу, – спокойно отвечал рав, – что ты всегда должен помнить, кому принадлежит эта земля, вне зависимости от того, сколько кого живет в ней сегодня. Ведь Б-г назвал ее «Эрец Исраэль»!