Четыре крыла Земли

«Смерть евреям!» – орут разъяренные бедуины, в утренних лучах сверкают клинки сабель, по земле катятся еврейские трупы – мужские, женские, детские...

Он опомнился. Все это будет, будет. Нужно только сделать первый шаг – один маленький первый шаг вон на тот плоский камушек. Вот так вот.

«Крак!» – сказал камушек, разваливаясь пополам. Нога безуспешно попыталась зацепиться за скалу и соскользнула в пустоту. Правая рука судорожно сжала острый выступ, который вонзился в ладонь с такой силой, с такой болью, с такой злостью, что она тотчас же разжалась. Левая ухватилась за воздух, но это не помогло. Мир перевернулся – в прямом смысле – и каменистое дно ущелья, поросшее свежей травой и изумительно прекрасными маками стало стремительно приближаться к Харбони. Он летел в пропасть.

* * *

Ирис скорбно опустил лиловые веки. Рядом раскрыли глаза два анемона – один жгуче-алый, другой с розоватым оттенком, или это солнце на нем играет? Пурпурный аргаман показывает желтый язык. Нежный крокус, высунувшись из трещины в камне, на котором покоится твоя сломанная нога, с удивлением на тебя смотрит. Почему, пока не сверзишься с кручи и не покалечишься, не замечаешь всей этой красоты? Зачем мечешься, гоняешь туда-сюда коня, плетешь интриги, жизнью рискуешь, чтобы расправиться с какими-то там евреями? Все время тебе чего-то не хватает, а ведь все, что надо – приблизить лицо вот к этим цветам, раскрыть глаза, как эти цветы, и пить жизнь.

Да вот жизни-то осталось всего ничего. Боль такая, что ни о каких передвижениях и думать нечего. И шаги евреев все глуше и глуше. Сейчас они пройдут, и он останется один. И умрет. Но если он все-таки соберется с силами и окликнет их, то он все равно, наверно, умрет. Потому, что эти евреи, эти чудовища, наверняка прикончат его. Не могут не прикончить – ведь он, наткнись на кого-нибудь из них, беспомощного, обездвиженного, наверняка бы прикончил. Но все-таки так остается хотя бы один шанс из... О Аллах, милосердный! Спаси меня! Дай мне силы докричаться до этих евреев! Прочисть им уши!

«Эй! – изо всех сил орет он прошедшим мимо спутникам рава Гиллеля. – Стойте! Помогите!»

* * *

Справа и слева – дула винтовок. И там, за камнями – дула винтовок. И, похоже, спасения нет. Похоже, он, Шукейри, со своей любовью к эффектным трюкам загнал себя в хорошую историю. Какая насмешка со стороны Аллаха! Он на коне и двое по бокам на ослах. В точности как тогда, пятнадцать лет назад на свадьбе шейха Абу-Али, с которой все и началось. Шейх Абу-Али считался мудрейшим и хитрейшим из бедуинов. Он тоже прибыл на коне в сопровождении двух рабов на ослах. Восхищенные бедуины палили из карабинов в воздух, обнимались и прославляли Аллаха. Большой хан{Гостиница.}, расположенный в нескольких часах езды от Иерусалима, обычно служил пристанищем для мусульманских паломников, но в дни свадеб и других торжеств большая комната в нем использовалась как банкетный зал. На коврах, которыми был застелен каменный пол, гостей ждали подушечки для сидения и верблюжьи седла. Воздух наполнялся приторным запахом арака. Молодая жена на самом празднестве не присутствовала. Она находилась в отдельном шатре, ждала, когда муж посетит ее.

После ритуального омовения рук все принялись за трапезу. Свыше ста женщин разносили еду. Известно, что если бедуин ест одним пальцем, то он тем самым демонстрирует отвращение, если двумя пальцами, то – гордость, тремя – без эмоций, четырьмя – желание съесть еще и еще. На этой свадьбе все ели четырьмя пальцами. Гостям подавались десятки разнообразных салатов, круглые плоские питы, которые обмакивались в хумус или тхину, замешанные на оливковом масле. В вареные виноградные листья были завернуты кедровые орешки и ягоды смородины. Были фалафели – поджаренные шарики из нутовой муки. Были тарелки с соленьями, пикулями, маринованными огурцами, маслинами, холодными и горячими салатами из капусты, печенью ягненка, салатами из огурцов, зеленым, желтым и красным перцем, бесчисленными блюдами из каштанов, томатами, луком, всевозможными сырами, гранатовыми зернами вперемешку с миндалем. Были покрытые хрустящей корочкой пирожки из мяса ягненка или из дичи, рыбные шарики на небольших вертелах и еще куча закусок – рыбных, овощных, мясных.

Затем настала очередь главных блюд. Женщины, сгибаясь от тяжести, стали вносить огромные деревянные подносы, на которых громоздились жареные на вертелах куры, одетые в кускус, бараньи глаза и бараньи яйца посреди россыпей риса и отбивные из молодого барашка. Они пахли шафраном и укропом, кислой вишней и чесноком. На вкус они были подобны хрустящим орехам.

Потом пошли дыни, груши, виноград, сливы, бананы и всяческие тонкие, сладкие, липкие пирожные.

Затем всех обнесли двойным кофе с кардамоном, после чего пальцы были вылизаны дочиста, и, пока женщины убирали столы, под сводчатым потолком то там, то здесь загрохотала богатырская отрыжка. Гости передавали друг другу наргиле, и в облаках наполнившего комнату дыма зазвучали рассказы о великих сражениях и событиях прошедших дней.