Четыре мертвые королевы

Опоздала. Опоздала.

В задымленные коридоры высыпал народ, но меня никто не останавливал. Люди сами разбегались кто куда, в панике выпучив глаза. Можно подумать, они тут впервые…

Приемная! Толпа вырвалась из приемной! Но как?

Все толкались и обгоняли друг друга. Стоял оглушительный гвалт. Зря они проникли во дворец – лучше бы держались от этого гибельного места подальше. Зато стало ясно, почему на меня никто не смотрит. Я ничем не выделялась из объятой страхом заблудившейся толпы.

Я с трудом двигалась против потока тел. Королеве Коре уже не помочь. Мне больше нечего было делать в эонийском крыле.

Туда быстро, обратно еще быстрей.

И вообще, что-то задержалась я во дворце.

Внезапно меня схватили за талию и затащили в какую-то комнату.

– Варин! – воскликнула я, чуть не плача.

– Инспектор смешался с толпой, – сказал он, тяжело дыша. – Я его потерял. Зато встретил Кристона. Задержанные прорвались мимо охраны. Пытаются отыскать другой выход из дворца.

– Другого выхода нет.

Это я посеяла панику в приемной. Зря я объявила о смерти королевы Айрис. Если пострадает кто-нибудь еще, виновата буду я.

Из-за меня пролилось слишком много крови.

– Ты успела предупредить королеву Кору? – спросил Варин.

Я помотала головой. Объяснять ничего не пришлось.

– Слушай, ты не виновата, – сказал он.

– Я всегда во всем виновата, – сказала я, отвернувшись.

Не успела я опомниться, как он обнял меня и прижал к себе. Я застыла на месте, но уже через секунду расслабилась, потому что в этих объятиях было что-то знакомое с детства.

Они напоминали объятия мамы. Мама обнималась лучше всех на свете. Обхватит меня руками, уткнется мне в макушку подбородком и стоит так, подолгу не произнося ни слова. У нее был настоящий дар общаться без слов. В ее объятиях я всегда чувствовала, что меня любят. Папа общался со мной по-другому. Хотя у нас бывали разногласия, каждый спор он заканчивал словами: «Я люблю тебя крепче, чем моя лодка любит теплое море и двенадцатиузловый ветер». Я говорила, что понятия не имею, о чем это он. Придуривалась, конечно. Папа с мамой любили меня, несмотря ни на что. Пока я не направила лодку на скалы.

Я прижалась щекой к груди Варина. От его органического костюма пахло мылом и хвойным лесом. На глаза навернулись слезы, и я зажмурилась.

Не думала, что меня когда-нибудь еще так обнимут.

– У нас мало времени, – сказала я, нехотя отстраняясь. – Королева Маргарита еще жива, но мы почти ничего не знаем о том, как ее убьют.

Варин медленно кивнул.

– Только то, что ее отравят.

– Вот именно. Об убийце мы не выяснили ровным счетом ничего, а прошло уже почти два дня. – Надо было послушаться Варина и сразу обратиться к властям. И плевать, что это выглядело бы подозрительно. Хотя доказательств у нас до сих пор не было, предостеречь королеву Маргариту было еще не поздно. – Пора бы уже его остановить.

– Ты не обязана спасать королев, – сказал он. – Ты никого не обязана спасать.

Я поняла, к чему он клонит, и прищурилась.

– Да что ты вообще понимаешь? Ты никогда не любил. Откуда тебе знать, каково это – причинить боль близкому человеку? Не указывай мне, что я должна чувствовать.

– Зато я знаю, каково это – когда боль причиняют тебе, – сказал он, сверкнув глазами.

– Это ты о своем дне смерти? – фыркнула я. – Думаешь, хуже этого ничего не бывает? А теперь представь, что по твоей вине умирает другой человек. Такие страдания тебе и не снились. Если я не раздобуду для отца ГИДРу…

– Что? – перебил он. – Ты о ГИДРе и словом не обмолвилась. Я думал, тебе нужны деньги!

Я всплеснула руками.

– Я тебя обманула, ясно? Неужели это тебя так удивляет? Я ведь только и делаю, что ворую и лгу. Я ничем не лучше Макеля, это ведь он меня создал.

– Киралия, – простонал Варин. – Почему ты раньше мне не сказала?

– А вдруг, узнав, что нам нужно одно и то же, ты сдал бы меня властям?

Прозвучало нелепо. Варин уже не раз доказал, что он хороший человек и преданный друг, хотя я воровала у него, оскорбляла его и вообще втянула во всю эту заварушку.

– Я бы тебя не сдал, – сказал он. – Я бы уступил ГИДРу твоему отцу. Ему она нужнее.

От этих слов я еще больше устыдилась.

– Я не хочу, чтобы ты жертвовал своим будущим ради меня или моего отца, – грустно улыбнулась я.

– Это правда, что твой отец в коме? – спросил он. Я кивнула. – Значит, его состояние тяжелее моего. Так будет справедливо.

– Чем ты болен? – Давно пора его об этом спросить. В лазарете он нарочно сменил тему. – Почему тебе отвели лишь тридцать лет? Зачем тебе ГИДРа?

К моему удивлению, на его лице не дрогнул ни один мускул.

– Я слепну.

Я ахнула и прижала руку к груди.

– Это редкое генетическое заболевание, – сказал он. – И оно прогрессирует. Мне уже сейчас трудно видеть ночью и при ярком свете, да и периферийное зрение у меня слабое. – Он сглотнул. – К тридцати годам я ослепну.

– Но у тебя такие красивые глаза…

Дура! Надо же такое ляпнуть.

– Это просто симптом, – улыбнулся он.

– Но ГИДРа тебя исцелит?