Четыре месяца темноты

– Я говорю тебе не о витамине D, а о нашем внутриутробном развитии. Все вокруг говорят: мы решаем всё в своей жизни. Каким образом люди способны на такое лицемерие? Большинство моих знакомых, в том числе взрослые образованные люди, считают, что раз мы слетали в космос и придумали программу искусственного оплодотворения, значит, мир в наших руках. Скоро создадут эликсир бессмертия или научатся насыщаться одной таблеткой и прочая чепуха. Как они могут жить в иллюзии, что всё контролируют, если с момента, как были маленькой клеткой, до момента своего рождения никто из них не мог ничего изменить в своей жизни. Их несло в урагане преображения, они сначала делились на части и росли, потом у них появлялись отдельные органы – глаза, мозг, сердце! Разве они что-нибудь решали? Бесформенная масса стала человеком. Они явились на свет, сидя на пороховой бочке, наполненной жизнью, и закричали от удивления, когда увидели этот мир.

Тамара не замечала, что активно жестикулирует. Мурат изобразил жидкие аплодисменты:

– Ты почти что готова к дебатам. Поменьше экспрессии.

– Я раздавлю этих гадов из 939-й гимназии. Напыщенные снобы, как они смеют утверждать, что человека никто не творил! Пускай заглянут в любой анатомический атлас, там всё работает в тысячу раз слаженней, чем в самом крутом спортивном автомобиле, пускай узнают, как устроена молекула ДНК и клетка, и если они не слепые остолопы, то увидят там замысел и гениальную идею Создателя.

– Опять ты поёшь песню своей бабушки. Люди предпочитают относиться ко всему проще.

– Бабушка здесь ни при чём, – вспыхнула Тамара. – И ты прекрасно знаешь сам и видишь, что порой не мы решаем, когда болеть, а когда быть здоровыми, когда рождаться и когда умирать. Не замечают этого только те, кто бродит в темноте.

Мурат зевнул.

– Именно поэтому я не хочу участвовать на этот раз. Никто ничего не знает наверняка. Сотворён ли человек или появился сам по себе? Зачем спорить?

– Ты заблуждаешься. Да, есть вещи, которые никто не может знать, но есть и то, что по какой-то причине люди не желают признавать за правду.

Тамара резко остановилась.

– Что ты сказал? Ты не будешь участвовать в дебатах?

– Нет. Я устал.

– Да, делать татуировки утомительно.

– Не начинай, Тома. Я смотрю, девочки у нас в классе свихнулись от россказней этого нового учителя. Не думал, что ты в их числе.

Тамара легонько постучала Мурата по голове. Это было не сложно, так как они были одного роста.

– Ты меня с кем-то спутал. Я не настолько глупа и прекрасна, чтобы допускать мечты, которые не могут сбыться. Так что не навязывай мне свои фантазии. Если хочешь правду, то да, Кирилл Петрович помогает взглянуть на вещи с непривычной стороны. Он уже успел удивить меня многими фактами, о которых я ничего не знала. Чего не скажешь о тебе, мой друг. Уже несколько месяцев я не слышу от тебя ни одной оригинальной мысли. Видимо, ты решил не пополнять свой багаж. К гению гениальные мысли и так придут, правда? Например, такая вот идея: «Можно расслабиться и опустить руки, ведь никто ничего не знает на свете наверняка».

Мурат засопел, раскраснелся, но промолчал.

– Мне нужно зайти к секретарю, чтобы продлить ученический, – сказала Тамара, когда они поравнялись с приёмной директора.

– Я пойду в столовую, – мрачно бросил Мурат.

«Подожди меня две минуты», – хотела сказать девушка, но махнула ему вслед рукой и зашла в кабинет.

Там, как всегда, суетилась молодая секретарь Светлана. Как только она садилась за стол, заваленный папками и документами, к ней кто-нибудь заходил, задавал случайный вопрос или её вызывала директор. Светлана громко сопела.

Тамаре пришлось сесть в приёмной и подождать.

Дверь в кабинет была приоткрыта и, несмотря на глухой шум детских голосов, раздающихся из коридора, девушка слышала, о чём говорят взрослые.

– Как же так вышло? – спрашивал мужской голос.

– А что мы можем поделать? – узнала Тамара голос директора. – Если родители не только не имеют ничего против их сожительства, но и впускают их в свой дом.

– Но им ещё нет шестнадцати! – в менторских нотках девушка без труда угадала Маргариту Генриховну.

Речь, по-видимому, шла о парочке знакомых Тамары из параллельного класса, которые приходились ей ровесниками.

– Говорят, на уроках они теперь всегда сидят вместе и встречаются в самых тёмных уголках школы. Это недопустимо…

– Мы это и так прекрасно понимаем, Маргарита Генриховна, – резко прервала её Мария Львовна на правах руководителя. – Но вы что-то путаете. Они никак не могут сидеть за одной партой, Маргарита учится в десятом классе, а Мурат…

Холодные мурашки побежали у Тамары по спине, она встала, словно укушенная змеёй, и ошарашенно уставилась на дверь. До неё дошло, о ком идёт речь, за несколько секунд до того, как было произнесено имя её друга.

Как пьяная она вышла в коридор и медленно пошла к лестнице. Широкая река третьеклассников, полная игривого смеха и визга, полилась мимо к дверям.