Четыре направления - четыре ветра

— Что это такое? — спросил я шепотом, но не от робости, а из-за отсутствия голоса.

— Самый сильный табак huaman'a, — сказал Антонио. — Его духом является сокол; он вызывает видения, хотя в нем ничего нет, это чистый табак. Вы здесь почетный гость.

— Спасибо.

Я оглядел комнату. Все улыбались. Внучка старика сидела с моей стороны; она предложила мне кунжутную лепешку, и я поблагодарил ее. Она перешла ближе к деду и что-то прошептала ему на ухо; он кивнул и поднял руку, как бы подтверждая ее слова. Позади тихо разговаривали на кечуа; вполоборота я увидел пару среднего возраста, они держались за руки, наклонив головы друг к другу, и рассеянно смотрели на меня. Я улыбнулся и кивнул им, и они почти растерялись, улыбаясь мне в ответ.

Антонио тронул меня за локоть, откашлялся и наклонился ближе.

— Нам необходимо произвести лечение, — сказал он.

— То есть?

— Комната была очищена шалфеем и табаком, и все присутствующие очистили себя, приготовившись к смерти El Viejo. Когда наступит его последнее путешествие на Запад, он уйдет один; он сам выберет момент.

— Хорошо, но…

— Некоторые гости заметили постороннего, которого не приглашали.

— Я ухожу. — Я вскочил, не желая быть помехой.

— Нет, нет. Вы приглашены. Вы почетный гость. Это не вы, это душа, которую вы привели с собой.

— Что?

— Я не понимаю, почему я этого не заметил. Должно быть, из-за моей болезни. Сейчас-то это очень хорошо видно.

— Что видно?

— Это женщина, которая уже умерла. Ее дух все еще привязан к вашей сердечной чакре. Он притронулся к моей груди. Старуха рядом со мной набивала трубку табаком из холщового кисета.

— Они это видят?

— Да. Неяркий сгусток света, привязанный к вам световой нитью, как пуповиной. El Viejo попросил нас провести простое лечение и отпустить эту душу. Все согласились.

Я обернулся и посмотрел на людей, сидевших позади меня. Это было одно из самых жутких ощущений в моей жизни. Они смотрели не на меня, а на что-то передо мной, что-то, находившееся возле моей груди. Мария Луиза? Старая колдунья снова разожгла трубку и, закрыв глаза, глубоко затянулась; затем она открыла глаза и выпустила дым в точку дюймах в восемнадцати от моей шеи. Я услышал легкие щелчки и оглянулся; старик, умирающий шаман, постукивал ногтем среднего пальца по подлокотнику кресла. Тук… тук… каждые две секунды.

— Повернитесь в другую сторону, — сказал Антонио, и я «сел на свой стул лицом к собравшимся. Старуха издала низкий резонирующий звук без мелодии, и к нему присоединился другой, на октаву выше; это другая женщина выпустила дым мне на грудь и, закрыв глаза, отдала трубку. Другие участники зажигали свои трубки, наполнив их табаком из холщового кисета, затягивались, и вскоре меня всего окутало облако густого и едкого дыма huaman'a, а комната вибрировала от настойчивого звука шаманской песни.

— Закройте глаза, — сказал Антонио. — Сосредоточьтесь на этой душе. Используйте ваше видение.

Я закрыл слезящиеся от дыма глаза и почувствовал, как палец Антонио выстукивает круг у меня на лбу. Я подумал о Марии Луизе, вспомнил сеанс в Сан-Паоло… В комнате шел разговор; кто-то высказывал свое мнение, другой с ним соглашался.

— В чем дело? — спросил я у Антонио, не открывая глаз.

— Они направляют энергию к ней. Она сияет от их любви. Они заряжают ее душу, чтобы она могла освободиться от вас.

Теперь уже все негромко разговаривали друг с другом.

— О чем они говорят?

— Она сердита на вас, эта женщина. Вы что-то отняли у нее.

— Я почувствовал, как мне в ладонь вложили теплую чашу трубки. — Затянитесь дымом и верните ей то, что вы взяли. Она умерла в больнице, и вы отняли у нее достоинство.

Я приложил чубук к губам, набрал в рот дыма и выпустил его. El Viejo закашлялся.

— Hurgo los huesos… Он ковырял кости…

— Вы ковыряли чьи-то кости, того, кто еще не умер, — сказал Антонио. — Она не свободна.

Я открыл глаза и увидел клубок дыма; он висел передо мной, похожий по форме на яйцо, но величиной с арбуз.

— Вы что-то отняли у нее…

Моя рука метнулась к груди. Моя медицинская сумка, кожаная сумка, подарок от Стефани…

— … ее голова…

Я снял с шеи кожаный ремень и вытащил из-под сорочки сумку. Я открыл защелку и вынул слайд, вставку для микроскопа в пластиковой рамке; в слайд был вложен микросрез мозга Дженннфер. Старуха с тихим шипением втянула воздух сквозь зубы; в комнате воцарилась удивленная тишина. Мужчина в белой сорочке поднялся с места.

— Что это? — спросил Антонио.

— Это срез для микроскопа. Человеческий мозг. У него поднялись брови.

— Зачем вы носите его с собой?

— Я… мне его дал мой друг.

— Вы храните его так, словно это предмет силы, — сказал он.

— Это и есть предмет силы, — сказал я. — Для меня. Я… многому научился у этого мозга… от того, что держал его в руках…

— Вы видите ее душу? Вы видите, как она к этому привязана?

— Нет. Я думал, я вижу…