— Хорошо, — сказал я. — Но это… индивидуализация духа: не означает ли она, что если человек умирает сознательно, то он сохраняет свою индивидуальность и после смерти?
— Индивидуальность? — переспросил он. — Вот еще одно путаное понятие. Если уж вы так настаиваете на сведении всего к теоретическим формулам, то потрудитесь быть более точным.
— Черт! — Я остановился, снял с плеча пакет и положил его на землю. — Я стараюсь понять при помощи тех средств, к которым я привык!
— Да, — сказал он, — вы в щекотливом положении. Вы на пути к опыту. Этот путь приведет вас к пониманию. Вы застряли между двумя мирами, между бодрствованием и сновидением. Вы испытали силу, и все же вас до сих пор сбивает с толку различие между вашим опытом и вашими верованиями. Но ваши верования основываются на теориях других людей.
— Теории нужны, — сказал я. — Боже мой, да ведь теории — это то, что позволяет нам предвидеть! Это то самое, что ведет к будущему род человеческий: думать вперед, предлагать возможность, испытать ее — и вперед! Неокортикальное мышление, логика — это факт, это реальность западной культуры. Это нельзя сбросить со счетов только из-за того, что другие культуры подходят к тайнам сознания с противоположной стороны. К тому же, западная наука тоже упирается в область мистики. Посмотрите на квантовую физику…
— Что же я там увижу? — спросил он.
— То, что вы уже знаете. Что сознание является определяющим фактором действительности. Что на исход события влияет наблюдение этого события. Что фотон, субатомный элемент света, не является ни волной, ни частицей. Ни то, ни другое, но оба сразу, это же удивительно! Вся процедура западного научного метода основана на сведении одного к другому… — Я начал загибать пальцы. — Мы пытаемся объяснить работу мозга, изучая молекулярную биологию центральной нервной системы. Молекулярная биология изучается на основе атомной физики, а атомная физика — это сфера действия квантовой механики, принципа неопределенности: наблюдение события влияет на его исход, разум наблюдателя нельзя исключить при определении характеристик действительности.
— Таким образом, — сказал он, — научный редукционизм свел себя к сознанию. Физики становятся поэтами.
— Да. Изучение человеческого разума неизбежно возвратится к разуму того, кто изучает.
— И с Запада придут новые шаманы.
— Что?
— Однажды у меня было такое видение. — Он поднял с земли мой пакет и протянул его мне. — А теперь давайте скажем, для теории, что человек может сохранить после смерти не индивидуальность, а целостность осознания.
— Прекрасно, — согласился я, забросил пакет за плечо и мы отправились дальше.
— О чем это вам говорит?
— О бессмертии, — сказал я.
— А еще?
— Не знаю. Не уверен. Это похоже на бесконечность. Как вы эту концепцию можете применить на практике?
— А как вы применяете квантовую механику в практической жизни? — парировал он. — Учит ли вас квантовая теория, как ходить по Земле? Как изменять погоду? Как отождествлять себя с творящим началом, с Природой, с Богом? Учит ли она вас, каким образом осуществить каждое мгновение вашей жизни как акт силы? Нет! Теория. Логика. Концептуализация. Игры, чтобы позабавить себя чем-нибудь таким, что лежит за пределами человеческого познания и сознания.
Теперь пришел его черед остановиться и обернуться ко мне.
— Приобретая опыт жизни через смерть, человек становится духовным воином и отождествляет себя с жизненной силой. — Он сжал пальцы в кулак и протянул его в мою сторону, напоминая мне о том костре позавчера ночью. — Мой старый учитель умер в своей плоти, но сохранил целостность своего осознания. Вы, наоборот, поддерживаете целостность вашего тела. Вы упражняете свое тело, но тем временем атрофируется ваше сознание. El Viejo знал правду почти обо всем в своей жизни, и он ходил по снегу, не оставляя следов. Нет, мой друг, не буквально, а поэтически. В мистическом смысле.
Он положил мне руку на плечо.
— Наш мозг — не часы, заведенные на семьдесят два года. Мы не привязаны к этой Земле на определенный интервал времени, между рождением и смертью. И Бог приходит не откуда-то свыше, он существует вне времени и пространства и информирует жизнь, дает ей форму и образ. Земля — это наш дом, и если уж мы сумели выйти за пределы театра теней, который мы называем биологической действительностью, и отождествили себя с Божественной Силой, то мы поймем, что у нас нет выбора: нам надлежит быть смотрителями Земли.
Он повернулся и зашагал дальше.
— Смотрителями Земли, — повторил я и бросился догонять его.
— Это лежит на нас. На нашей ответственности. — Он раскинул руки, обращаясь к ландшафту вокруг нас. — Чти мать и чти отца твоего. Мать Землю и Отца Солнце. У человека знания нет выбора.
— И новые шаманы придут с Запада?
— Да, конечно, — сказал он.
20 октября.
Вчера вечером, после ужина, Антонио вытащил из маленького мешочка стручок с семенами мимозы. Я взглянул на опушку сосновой рощи, где мы остановились на ночлег, и узнал место, которое видел во сне. Deja vu.
— Вы воображали это?