– Вот-вот. Джамиль тогда в отъезде был, по делам. А мать одна не справилась. Что с нее взять: женщина. Согласилась на уговоры, сняла дочке квартиру, записала на эту учебу… – последнее слово он произнес с видимым отвращением. – Года она там не прожила, потом Джамиль вернулся, поехал в этот Париж и силой приволок сестру обратно. Брата она послушалась. Конечно, как же иначе. Только вот уже поздно было.
Информатор замолчал, скорбно покачивая головой.
– Поздно? Почему? – поторопил его я.
Кэптэн Жорж толкнул меня локтем в бок: настало время подпитать соловья новым кормом. Спрятав в карман пиджака вторую банкноту, мужичонка зачем-то осмотрелся вокруг и продолжил шепотом:
– Говорят, ее там испортили. Да и как иначе? Известное дело: в этой учебе все девушки проститутки. В деревне думали, что брат ее сразу убьет, но он пока терпит… – соловей вздохнул и закончил, похлопывая себя крыльями по коленям: – Брат терпит, время терпит, только честь семьи не терпит. У Лейлы теперь одна дорога, все так говорят.
Блеснув хитрыми глазками, он поднял руку и медленно, со вкусом провел ребром ладони по горлу. Я вспомнил красивое лицо Лейлы и с некоторым трудом подавил тошноту. В город мы возвращались в молчании.
– Ты что-то чересчур впечатлился, – сказал кэптэн Жорж, когда мы уже парковались перед зданием Шерута. – Уж не влюбился ли? Скажу тебе по опыту: с ними лучше заранее отключать любые чувства. Другая культура, что ты хочешь. Им что дочь, что сестра – один хрен: зарежут, как овцу, и рука не дрогнет. Ты ведь сам слышал: «Честь семьи не терпит».
Но в тот момент я уже думал о другом:
– Как бы узнать, что действительно случилось в Париже?
– В Париже? То есть моего Абу-Зияда тебе мало? – удивился Жорж. – Париж – это не по нашей части, братан. Тут тебе нужно к туристам-специалистам из особого агентства путешествий. Моссад называется – слыхал о таком? Хочешь совет? Даю бесплатно, а то у тебя банкноты вот-вот кончатся: сходи к своему боссу, у него в этом агентстве друзья. Вроде он когда-то и сам путешествовал.
К начальнику я ворвался с таким решительным видом, что он не осмелился задавать лишних вопросов: эхо обещания предоставить мне «все ресурсы» еще не отзвучало в стенах кабинета. Кэптэн Маэр сделал несколько телефонных звонков и напоследок удовлетворенно кивнул: ко мне обещали вернуться в течение ближайших часов. Нечего и говорить, что «ближайшие часы» дались мне нелегко; мобильник зазвонил лишь около двух пополуночи, когда до освобождения Лейлы оставалось всего ничего. После того как женский голос вымучил несколько фраз на ломаном иврите, я перешел на французский.
– О, так будет намного легче, – обрадовалась моя собеседница. – Значит, вас интересует Лейла Шхаде. Да, это была шумная история. Она поступила на социологию, но занятий почти не посещала. Знаете, в Сорбонне… ну, не только в Сорбонне, во всех универах есть такая студенческая организация – «Свободу Палестине». Лейла проводила там много времени. Знаете, пикеты, демонстрации, протесты на занятиях против лекторов, протесты в супермаркетах против израильских товаров… В общем, все как обычно. Она сразу стала одной из самых активных. Знаете, очень темпераментная девушка.
– Как и ее брат?
– О, вы имеете в виду Джамиля? Нет, он как раз казался другим. Спокойный, основательный. Но, знаете, все его слушали. Нет, не так: все его слушались. Только он не очень-то участвовал в пикетах и так далее. Знаете, поддерживать поддерживал, но участвовал мало. Больше посмеивался, когда студенты выбрасывали из суперов на мостовую израильские фрукты-овощи. Мол, авокадо не граната, хотя и похоже.
– Но Лейла приехала в Париж, когда его там уже не было?
– О, конечно. Он получил докторский диплом двумя годами раньше. Лейла была тут без присмотра родственников. Знаете, это редкость для традиционной арабской семьи. Очень темпераментная девушка. Такие, если влюбятся… о-ля-ля!..
– И она…
– О да! Влюбилась! Его звали… хотя почему «звали»? И звали, и зовут Мишель Альхаризи. Один из вождей организации «Свободу Палестине».
– Тоже араб? – предположил я. – Откуда? Из Алжира? Из Туниса? Из Марокко?
Она позволила мне завершить список догадок и лишь потом рассмеялась:
– А вот и не угадали! Из Прованса! Французский еврей черт знает в каком поколении. Знаете, из тех, из авиньонских «евреев папы». Когда король Филипп Красивый изгнал нас из всех прочих областей, авиньонские…
– Простите, – прервал ее я, – давайте вернемся к Лейле. У меня не так много времени.
– Да-да, Лейла, – заторопилась она. – Лейла и Мишель. Наверно, она тоже думала, что он араб. Знаете, из-за фамилии. Да и внешность. Честно говоря, ее тоже нетрудно принять за еврейку. Тут это распространенная ошибка. В ячейках организации «Свободу Палестине» их почти поровну – арабов и евреев. Такое вот странное явление. В общем, они съехались, жили вместе. А потом приехал Джамиль и увез ее…
– Она не сопротивлялась, не возражала? Ее не защитили?