– Слушай, Лейла. Я не собираюсь спрашивать тебя о Джамиле. Он твой брат, и ты не выдала бы его, даже если бы что-то знала. Я говорю «если бы», потому что уверен: ты ничего не знаешь. Он слишком хитрый лис, чтобы довериться кому-то из семьи, ведь их допрашивают в первую очередь. Ты свободна, по крайней мере, в том, что касается нас, и пока ты не наделала каких-нибудь глупостей. Утром тебя выпустят, и можешь идти на все четыре стороны, если есть куда.
– Откуда ты знаешь… – тихо проговорила она, протискивая слова в щель между ладонями. – Хотя что это я… Теперь весь мир знает…
– Тебя убьют, Лейла. Странно, что ты еще жива.
Девушка опустила руки. В глазах ее стояли слезы.
– Твое-то какое дело? Думаешь, прибегу к вам за спасением? Ха! Даже не надейся!
Я принес ей салфетки.
– У тебя нет выбора, сестричка…
– Сестричка? – брезгливо повторила она. – Какая сестричка?! Ты мне не брат!
– Верно, не брат, – кивнул я. – Интересно, что ты не возразила насчет «нет выбора». Потому что выбора действительно нет. В деревне только и ждут, когда брат – настоящий брат – перережет тебе горло и бросит на съедение шакалам. Бежать в Европу? Но там тебя тоже некому защитить, ведь твои тамошние друзья – подлые трусы. Разве этот сукин сын Мишель Альхаризи поступил как мужчина? Подонок наверняка пел тебе французские песни о вечной любви, а потом отвернулся при первой же угрозе. Он не только подлец, но еще и идиот. За такой девушкой, как ты, любой настоящий мужчина будет счастлив бежать на край света…
В черных глазах промелькнул огонек – мигнул раз-другой и погас. Лейла хмыкнула, отложила салфетку и взглянула на меня с каким-то новым интересом:
– И что, ты бы побежал?
– Дело не во мне, – произнес я после паузы, которая должна была означать некоторое смущение.
– А все же? – задорно проговорила она. – Побежал бы?
– Тебе сделать кофе?
Девушка устало махнула рукой:
– Достал ты меня с этим кофе. Ну ладно, сделай.
– Сколько – сколько?
– Одна – одна.
Я поднялся со стула и включил чайник. Одна ложечка кофе, одна ложечка сахара. Ох, не швырнула бы она в меня этим кипятком… Хотя, по всем признакам, уже не швырнет. С некоторых пор наш разговор перетек совсем в другое русло. Когда я вернулся к столу, девушка сидела, уставившись в угол, и вид у нее был самый несчастный.
– Вот, возьми, – я поставил перед ней стаканчик. – Послушай, Лейла, я ведь действительно хочу помочь. Для начала хотя бы вытащить тебя из Дир-Кинара. Можно организовать это как перевод из Сорбонны в Иерусалимский университет. Уговори мать, пусть она снимет тебе квартиру в восточной части города – на Скопусе или в Шейх-Джаррахе. Брат сейчас в бегах, он не помешает.
Она помотала головой:
– Думаешь, там меня не найдут?
– Ну знаешь, – я развел руками. – С чего-то ведь нужно начинать. Помни, что есть и кардинальное решение: новые документы, другое имя, отъезд навсегда. Но это уже от меня мало зависит.
– Отъезд? Куда?
– Куда захочешь. Европа, Штаты, Канада, Аргентина…
Лейла усмехнулась:
– Как тебя зовут?
– Клайв. Кэптэн Клайв.
– Тебе-то это зачем, кэптэн Клайв? – Она наклонилась над столом и уставила на меня черную двустволку своих огромных глазищ. – Или ты просто меня вербуешь? Ведь вербуешь, так? Ну признавайся…
Я помолчал, не отводя взгляда, потом тоже наклонился вперед. Мы почти касались друг дружки носами. Со стороны это наверняка выглядело комично.
– Не попробуешь – не узнаешь, – раздельно проговорил я. – Может, и вербую. А может, собрался бежать на край света. Как знать?
Она отодвинулась первой, отхлебнула из стаканчика, сморщилась:
– Гадость какая. Что вы тут пьете? Нормального кофе не купить?
– Позови в гости, выпьем хорошего. – Я вынул ручку и написал номер на листочке бумаги. – Вот мой телефон. Выучи наизусть, чтоб не нашли. Если надумаешь, звони.
Лейла немного помедлила, потом взяла бумажку со стола и сунула в карман.
– Зачем же заучивать? Пусть будет так, почерком самого кэптэна Клайва. Найдут так найдут. Мне уже бояться нечего.
Когда ее увели, я вернулся в кабинет и вызвал такси. Моя машина стояла внизу под зданием, но выжатый лимон – а именно таким я ощущал себя в тот момент – не должен садиться за руль. Трое суток предельного напряжения без сна; столь основательно ушибать голову мне еще никогда не приходилось. Утешало одно: этим утром положение уже не выглядело совсем безнадежным. Мне удалось поместить соблазнительную приманку прямо перед носом Джамиля Шхаде – и этой приманкой был я сам.