Четыре овцы у ручья

Я знал, что Лейла не может чувствовать себя в безопасности, пока ее любящий братик расхаживает на свободе. Поверил ли он нашей инсценировке? Чтобы провести такого дьявольски умного врага, требовалось намного больше, чем звук взрыва и вид двух пластиковых мешков, загружаемых в амбуланс Шерута. Вдобавок ко всему, мы отказали семье Шхаде в выдаче останков ее дочери для похорон. В подобных отказах не было ничего экстраординарного: время от времени они случались по самым разным причинам, но все же, как правило, трупы террористов, в том числе и то, что оставалось от смертников, возвращали родственникам.

Вряд ли Шейх не предусмотрел возможность обмана. Он наверняка довольно точно представлял себе суть отношений сестры с молодым человеком из Шерута – эту взрывоопасную смесь взаимной подозрительности, страхов, ненависти, гнева, раскаянья и неудержимой подспудной тяги друг к другу. Представлял и использовал на всю катушку. Но при этом неизбежно должен был понимать, что такая взрывоопасность вовсе не обязательно завершится взрывом «пояса смертницы». Что вполне возможен взрыв иного рода – тот, который и произошел в реальности. А последующие повальные аресты «новой группы», несомненно, еще больше укрепили эти подозрения. Полностью обезопасить Лейлу, без того чтобы обезвредить ее брата, попросту не представлялось возможным. Тут не помогло бы даже бегство в Канаду с новыми документами.

Документы между тем задерживались, а с ними и возможность отъезда. Занимающийся этим отдел отделывался стандартными отговорками; кэптэн Маэр смущенно разводил руками. Честно говоря, эта задержка нас с Лейлой только радовала – особенно когда мы ложились в постель. Но при этом я понимал: что-то тут нечисто. Скорее всего, Шерут не хотел пока выпускать Лейлу из рук. Да, ее информация спасла жизнь тысячам людей. Да, в таких случаях полагается вознаградить информатора или, по меньшей мере, вытащить его из-под огня. Но профессионалы контрразведки не руководствуются соображениями благородства, благодарности или благопристойности. Единственное «благо», о котором должны думать работники подобных контор, – это благо защищаемой ими страны.

А в данном случае это благо требовало проверить, нельзя ли выдоить из создавшейся ситуации еще несколько капель молока. Лейла Шхаде все еще оставалась сестрой опаснейшего террориста и, следовательно, могла поспособствовать его поимке. Я сходил с ума от любви к ней, и, следовательно, охота на Шейха приобретала для меня чисто личный, кровный интерес. Было бы просто непрофессионально не использовать столь явные преимущества. Наверно, сидя на месте кэптэна Маэра, я рассуждал бы точно так же. Но я-то сидел на своем месте.

– Не держи меня за дурака, босс, – сказал я Маэру, после того как он в очередной раз развел руками. – Думаешь, я не понимаю, в чем дело? Понимаю.

Кэптэн Маэр почесал лысый затылок.

– А если понимаешь, зачем спрашиваешь? – проговорил он в еще большем смущении.

– Хочу, чтобы ты пообещал кое-что. Отпусти нас. Отпусти нас обоих, после того как я принесу тебе голову Джамиля. Я не прошу увольнять меня из Шерута. Но у нас ведь есть должности за границей. Сделай мне командировку в ту же Канаду. На два года, не больше. А потом мы вернемся, когда тут поутихнет.

– Неужели она тебе так дорога?

Теперь уже развел руками я:

– Как видишь.

Маэр помолчал, прежде чем ответить.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Я провентилирую это с начальством. Думаю, директор не станет возражать. Ты хорошо поработал и имеешь право на отдых. Но при одном условии: ты приносишь сюда Джамиля Шхаде – живым или мертвым. Идет?

Он протянул над столом руку, и я ухватился за нее, как отчаявшийся банкрот, которому вдруг предложили спасительную сделку.

– Идет! Не обманешь? А то ведь… Знаю я наши методы…

– В таких вещах не жульничают, парень, – усмехнулся начальник. – Договор между своими не принято нарушать даже в Шеруте.

Поверил ли я этим словам? Конечно, нет, ни на секунду. Но в тот момент никто не предлагал мне ничего лучшего. Иной альтернативы не существовало, и я с удвоенной силой вцепился в слежку за Мухсином Омаром – в ту единственную ниточку, которая могла привести меня к Джамилю, а значит, к спасению любимой женщины, к нашему совместному отъезду и к относительно нормальной жизни как можно дальше от здешнего кровавого безумия. Когда я представлял нас вдвоем в гостиной домика где-нибудь в Ванкувере или в Альбукерке, у меня кружилась голова от счастья. Впрочем, почему вдвоем? Она ведь обещала родить ребенка… Тогда втроем, вчетвером, впятером… Мне вдруг остро захотелось детей – и не просто детей, а ее детей – как хотелось вообще всего, что связано с нею.