Читаем Четыре овцы у ручья полностью

Он кивнул в ответ, и на этом мы закрыли тему Лейлы раз и навсегда. Ее имя здесь никогда больше не упоминалось – во всяком случае, в моем присутствии. То ли и в самом деле забыли, то ли усиленно проявляли тактичность, не слишком характерную для здешней ментальности нараспашку.

А я? Что происходило со мной? Сложно сказать… или, напротив, просто. Я полностью исключил из своей жизни условное наклонение, то есть запретил себе думать о том, «что могло бы быть, если…». Для меня осталась только безусловность, и этой единственной безусловностью был он, Джамиль Шхаде. Я просыпался с мыслью о нем и так же засыпал. Его ненавистное лицо постепенно заняло в моей памяти место любимого лица Лейлы. Неудивительно: как-никак родные брат и сестра. Их общие схожие черты сливались для меня в одно целое, как ненависть и любовь. Джамиль виделся мне повсюду – в каждом прохожем, за ветровым стеклом каждого автомобиля, в каждом окне каждого дома, даже в зеркале – в те редкие моменты, когда я находил время побриться.

Он был везде и нигде. Находящийся в поле любого взгляда и в то же время невидимый, неуловимый, не оставляющий следов. И раньше непревзойденный мастер конспирации, теперь он возвел эти свои умения в ранг искусства. Не помогали ни новейшие средства слежения и прослушки, ни изощренная электроника. Ни беспилотники в небе, ни наблюдатели на земле. Ни подкупленные информаторы в городах, ни личные враги семьи Шхаде в деревнях… Вся эта немалая мощь вдребезги разбивалась о несокрушимую скалу его системы безопасности. Казалось, он видел дальше нас на два шага вперед, предугадывая и нейтрализуя наши ухищрения задолго до того, как мы пускали их в ход.

Мы расставляли хитроумные ловушки – он обходил их с издевательской легкостью. Мы засылали к нему шпионов – и день-другой спустя находили их с перерезанным горлом, подвешенными за ноги на столбе наподобие баранов. Мы пытались расколоть арестованных наудачу боевиков – они могли петь о чем угодно, но едва лишь разговор касался Шейха, становились молчаливей могилы. Его боялись больше, чем смерти, и, уж конечно, намного больше, чем нас.

После очередной неудачи я пришел к боссу и попросил не трогать меня как минимум неделю.

– Все-таки хочешь в отпуск? – уточнил он.

– Нет. Хочу запереться у себя в кабинете, отключить телефоны и повесить на дверь табличку «Стучать запрещено». Впрочем, если надо, можешь считать это отпуском.

Кэптэн Маэр пожал плечами:

– Окей. Неделя так неделя. Могу я спросить зачем?

Я помотал головой:

– Пока и сам не знаю. Но есть одна идея…

Идея и в самом деле была. Не уверен, что впервые она пришла в голову именно мне. Одна из наших видеонаблюдательниц поставляла намного больше значимой информации, чем другие. Девушки вообще в два-три раза внимательней, чем парни, но эта Сигалит проявляла поистине необычайную зоркость. Когда я спросил ее, в чем секрет, девушка рассмеялась:

– Да нет никакого секрета. Есть норма и есть отклонения от нормы. Вот, взгляни на экран. На улице встретились двое. Они знакомы, но не слишком. Кивнули, помахали рукой и идут себе дальше. Это нормально. А вот встретились близкие друзья или родственники. Видишь – обнялись, чмокнули губами, похлопали друг друга по спине. Теперь они непременно поговорят минут десять или, если очень спешат, минуты две-три. Это тоже нормально. Но когда два прохожих обнялись и тут же разошлись – это ненормально. Тут что-то не то. Так не бывает или бывает очень редко. А вот старик вошел в кафе и взял в руки газету. Развернул, просмотрел заголовки, задержался тут и там, перевернул страницу, дошел до спортивного раздела, почитал про футбол, свернул, отложил. Это нормально. Ненормально, когда человек сидит, полчаса уставившись на один и тот же разворот. Он не может читать так долго одно и то же. Значит, газета тут не для чтения, а для прикрытия. Нормально, когда транспорт едет из пункта А в пункт Б. Ненормально, когда машина делает круг за кругом на площади…

«А ведь она совершенно права, – подумал я тогда. – Мы пытаемся разглядеть свои цели в суматохе человеческого хаоса. Это как смотреть на лист бумаги, беспорядочно заполненный случайными буквами, и стараться выделить из этого месива осмысленный текст. Но если наложить на такой лист другой трафарет – что-то типа фильтра с прорезями в нужных местах – то будут видны только те буквы, из которых можно составить слова. Умная девочка Сигалит работает как раз на манер такого монитора. Отчего бы не создать компьютерную систему, реагирующую на такие вот «ненормальности», и посадить ее на весь видеопоток?»

Понятно, что нечего было и пытаться решить подобную задачу в одиночку, тем более за неделю. К счастью, к тому моменту в моем распоряжении уже было с полдюжины ребят, принятых в Шерут по образу и подобию кэптэна Клайва. Для начала требовалось сформулировать концепцию, набросать алгоритмы, разложить проект на составные части и распределить работу между людьми. Всевышний сотворил мир в течение семи дней; я вознамерился за то же время сотворить фильтр для Его Творения – всего лишь фильтр.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Семейщина
Семейщина

Илья Чернев (Александр Андреевич Леонов, 1900–1962 гг.) родился в г. Николаевске-на-Амуре в семье приискового служащего, выходца из старообрядческого забайкальского села Никольского.Все произведения Ильи Чернева посвящены Сибири и Дальнему Востоку. Им написано немало рассказов, очерков, фельетонов, повесть об амурских партизанах «Таежная армия», романы «Мой великий брат» и «Семейщина».В центре романа «Семейщина» — судьба главного героя Ивана Финогеновича Леонова, деда писателя, в ее непосредственной связи с крупнейшими событиями в ныне существующем селе Никольском от конца XIX до 30-х годов XX века.Масштабность произведения, новизна материала, редкое знание быта старообрядцев, верное понимание социальной обстановки выдвинули роман в ряд значительных произведений о крестьянстве Сибири.

Илья Чернев

Проза о войне